обосновались на рынке, с деревянными подмостками, дающими их выступлению высоту.
Тот, что привлек мое внимание, находился на такой сцене и собрал небольшую толпу зрителей. Но это шоу не было кабаре. Это не была пантомима или пьеса. Это шоу было чем-то другим.
Максим поймал мой заинтересованный взгляд. На его лице было выражение отвращения.
— Варварство, — сказал он.
И на первый взгляд я должен был согласиться. На сцене стоял человек в полных доспехах. Даже с задней части толпы я мог судить, что он был ниже меня, но шире, и то, как он двигался с такой грацией, несмотря на вес полной стальной обшивки, говорило о том, что он силен.
Я сразу мог сказать, что он одаренный, и что этот человек приложил много усилий к развитию своего средоточия и формированию энергоканалов. Хотя у него был лишь обычный дар, человек на сцене был бы грозным противником.
Лицом к нему с не более чем деревянным мечом и без доспехов стоял человек поменьше. Он был одет в рваную одежду слуги и покрыт ранами. Вокруг его шеи была стальная петля, соединенная с отрезком цепи, присоединенной другим концом к петле в середине сцены.
Человек в доспехах тоже держал деревянный меч, но в его руках оружие казалось живым. Он рванулся вперед и хлестко ударил прикованного человека по руке достаточно сильно, чтобы тот взвизгнул, пытаясь отползти.
Удар вызвал возгласы одобрения и крики восторга от наблюдавших. Я обернулся к Максиму.
— Что происходит? Что это такое? — спросил я.
Максим озадаченно посмотрел на меня, и я коснулся виска.
— Мой разум все еще немного расстроен. Большинство вещей знакомы, но некоторые кажутся мне странными. Как будто есть части мира, которые я просто не помню.
Максим кивнул, легко принимая мои слова. И почему бы ему не поверить? Для него я был тем же молодым человеком, которого он знал раньше. Если он не знал, что возможно для духа кого-то нового взять верх, почему он когда-либо подозревал бы, что именно это произошло?
В любом случае, он рассказал мне то, что я хотел знать.
— Это должно быть шоу боевого мастерства, — сказал он. — Фехтовальщик там его зовут Ярослав Косарь раньше он был предводителем бандитов. История гласит, что он устал от той жизни и искал работу у одного из дворян этих земель, которых он когда-то грабил, граф Шипов — вон тот, худощавый мужчина с ястребиным взглядом. Ярослав Косарь теперь работает его телохранителем, но также демонстрирует свое мастерство на этой арене.
Максим не успел договорить, как действие на сцене приняло новый оборот.
Глава 6
Толстяк с засаленными волосами выступил вперед, и тут же Ярослав Косарь отступил от закованного в цепи человека. Несчастный попытался отползти как можно дальше, но цепь не позволила ему даже добраться до края помоста.
— Дамы и господа! — проревел жирный засаленный тип, его лицо покраснело как свекла, а толстые губы растянулись в ухмылке. — Это завершает второй переворот склянки. Наш соперник все еще стоит, как видите, хотя сколько еще продержится — одному богу известно! Делайте ставки, делайте ставки! Протянет он еще один переворот склянки? Два? Или рухнет раньше?
В толпе началась суматоха, мужчины и женщины ринулись к букмекерам.
— Ставьте, ставьте! — продолжал толстый засаленный тип. — Мы даем хорошие коэффициенты!
Человек в цепях не был одаренным, и я понимал, что долго он не протянет.
— А кто это? — спросил я, кивнув на жертву.
Максим неожиданно проявил осведомленность об игроках этого представления, но на этот раз лишь пожал плечами.
— Слуга, возможно, из дома Шипова или его друзей. Наверное, совершил какую-то мелкую оплошность, и вот результат.
Максим явно не одобрял происходящее. Сжатая челюсть говорила о том, что он бы что-то предпринял, если бы мог.
— Это вообще законно? — спросил я.
— Городская стража закрывает глаза.
— Понятно.
Толстый засаленный ведущий собирался снова заговорить. Я знал, что могу просто пройти мимо и сделать вид, что ничего этого не происходит. В конце концов, это не мое дело. Но в моем мире, хотя у нас тоже были слуги, с ними редко плохо обращались, а если такое случалось, существовали процедуры, позволявшие им искать защиты.
Слуги не были собственностью. Они были людьми, и долг тех, кому они служили, состоял в заботе о них.
— Дамы и господа, бой продолжается! — объявил толстый засаленный тип.
Но я увидел достаточно. Здесь творилась несправедливость, а я был дворянином. Более того, я чувствовал возможность. Я повернулся к Максиму, пока толпа начала кричать в предвкушении, а человек в цепях жалобно заскулил.
— Если все пойдет так, как я ожидаю, у тебя появится шанс заработать. Поставь на меня, сколько сможешь без залога.
— Что? Что? — переспросил Максим, но я уже отвернулся и направился к помосту, расталкивая зрителей локтями.
— Поднимайся, псина! — рявкнул закованный в броню мужчина на свою жертву. — Давай хотя бы попытаемся устроить зрелище!
Игнорируя протесты тех, кого я оттеснил, я добрался до сцены. С этой стороны лестницы не было, но высота едва доходила до пояса, и для меня не составило труда упереться ладонями в край и подтянуться.
Как только я это сделал, толпа начала возмущаться. Крики мужчин и женщин требовали убраться с дороги. Но я еще не закончил.
Холодный пронизывающий ветер больше не отвлекал. Я заглянул внутрь себя, убеждаясь, что тело достаточно сильно для предстоящего, внося последние коррективы в энергоканалы и оценивая ману, которую смогу применить. Толстяк, который до сих пор болтал больше всех, оказался ближе всего ко мне. Он смотрел на меня с любопытством и снисходительностью и уже собирался снова открыть рот.
Я не дал ему такой возможности.
— Довольно! — рявкнул я.
Голос прежнего Владислава от природы был тихим, когда он говорил. Мой же от природы более жесткий. Но с ростом этого нового тела пришел определенный тембр, глубина голосовых возможностей, которыми я мог пользоваться. Единственное слово прозвучало громко и властно, с полным авторитетом.
— Всем вам должно быть стыдно смотреть на такое зрелище и молчать! Это не состязание, не турнир равных! Это унижение, одаренный мужчина ведет себя не лучше обычного задиры по отношению к беззащитному человеку! Говорю — довольно! Я не позволю этому продолжаться!
Говоря, я оглядел толпу, изучая выражения лиц. Они выглядели растерянными, некоторые злились на вторжение,