одеяла и подушки — уж не знаю, пожертвовал ли своими или бессовестно стянул у спящего друга, но замёрзнуть ночью мне теперь не грозило.
— Тебе какой диван больше нравится?.. — я вопросительно взглянула на вампира.
— Выбирай любой — кажется, они не сильно отличаются, — отмахнулся он.
Кивнув, я плюхнулась на ближайший; зарывшись в одеяло, стянула с себя лишние вещи и заразительно зевнула в предвкушении отдыха. Михаил тихо шепнул «Син-люс» — словосочетание, на которое все местные магические светильники реагировали как на нажатие кнопки выключателя — и комната погрузилась в темноту.
— Завтра домой… — задумчиво произнёс Миша; тихо прошелестело откидываемое одеяло.
— Кому как.
— Тоже хочешь вернуться?
— Да не то чтобы… — неуверенно протянула я. — Скорее, хочу иметь такую возможность. Не факт, что я бы ею воспользовалась, по крайней мере, прямо сейчас — точно нет. Но напрягает именно то обстоятельство, что от моих желаний мало что зависит.
— Это ведь не навсегда, — напомнил вампир.
— Знаю. И всё-таки. Иногда беспомощность в отдельно взятых вопросах не компенсируется даже теми преимуществами, которые она даёт. В данном случае мне более чем повезло: продолжительный отпуск в удивительном волшебном мире с дополнительными бонусами в виде бесплатного обучения магии и, возможно, боевым искусствам. Проживание в замке в прекрасной компании с питанием полный пансион — all inclusive, так сказать. Признаться, о таком щедром подарке судьбы можно только мечтать… Хотя нет, даже мечтать нельзя — по крайней мере, я лет с пятнадцати перестала верить в реальность подобных сказок. И тем не менее хотелось бы иметь возможность хоть раз в полгодика показываться дома. Да что там, просто попрощаться по-человечески с близкими, а там — хоть на край света. Просто как представлю, что моя дочь могла бы вот так вот взять и пропасть в неизвестном направлении на пару-тройку лет, оставив на прощание одна глупое видео, которое совершенно ничего не объясняет — скорее уж, ещё сильнее запутывает, — так сразу как-то не по себе становится.
— Я постараюсь их успокоить, — попытался утешить Михаил. — Рассказать всё, насколько это возможно.
— Спасибо, — откликнулась я, но, честно говоря, сильно сомневалась, что здесь могут помочь какие-то объяснения. — Надеюсь, у тебя тоже получится решить свою… проблему…
— Имеешь в виду, что меня покинет жажда хлебнуть крови волшебницы? — невесело усмехнулся Миша. — Да, с учётом того, что одна из них приходится мне довольно близким человеком, это было бы весьма актуально.
— Странно всё это. С одной стороны, это путешествие столько нам дало: новый опыт, впечатления, знакомства, возможность узнать о таких вещах, которые нормальному человеку вообще покажутся за гранью понимания… Впрочем, ненормальному тоже. Это не говоря уже о том, что оба мира теперь избавлены от искушения примерить столь соблазнительный паразитарный образ жизни. Но и у тебя, и у меня в итоге появились новые проблемы, решения которых пока что-то не видно.
— Это нормально, — мудро заметил вампир. — Чем обширнее мир, в котором ты живёшь, тем больше перед тобой встаёт вопросов. Это как с информацией: кажется, вот сейчас ты чего-то не знаешь, а как узнаешь, так сомнения тут же разрешатся. Но не тут-то было: копнёшь чуть глубже там, где прежде имел лишь поверхностное представление, и круг вопросов становится только шире. Пожалуй, в этом есть своя прелесть: бесконечность познания во всей красе.
— Бесконечность всего, — тихо пробормотала я, но Миша услышал.
— Да, пожалуй, ты права. С другой стороны, разве конечное имеет смысл быть?..
— Забавно, — невольно улыбнулась я. — Буквально с месяц — а, кажется, целую вечность — назад всерьёз задалась этим вопросом. Причём настолько всерьёз, что аж жутко стало. Думала о том, как страшно быть настоящим атеистом.
— Это да, действительно страшно, — согласился Михаил. — Я не особенно много общался с людьми на подобные темы, но всё же заметил, что большинство из тех, кто называет себя этим модным словом, не то чтобы на самом деле не верят — их просто не устраивают существующие религии, поскольку они ограничивают свободу. Не так-то просто отказаться от своих привычек в угоду какой-то неведомой и весьма призрачной цели из страха перед расплатой за так называемые грехи. Гораздо проще назвать себя «атеистом» и придумать свою «религию», в которой дозволено всё то, что попускает собственная совесть, а в конце непременно ждёт что-нибудь приятное: райские кущи, перерождение, воссоединение с любимыми… Что угодно, но не страдания, не пустота. Слишком ужасна, невозможна для людей даже мысль о них.
— Да, тут ты прав, как ни крути… И всё же встречаются в этом сонмище атеисты неподдельные, люди большого мужества, очевидно. Те, кто искренне верит, что за телесной гибелью нет ничего. Небытие. Не представляю, как они могут спокойно выносить хотя бы саму эту мысль: знать, что через какие-то жалкие десятки лет, а может и прямо завтра, от тебя не останется ровным счётом ничего. Настолько ничего, что даже осознать весь этот ужас будет некому. Но сейчас — сейчас ещё есть кому, и это страшно.
— Ты правда считаешь, что они это осознают?.. — скептически хмыкнул вампир. — Мне почему-то кажется, что так глубоко эти самые настоящие атеисты даже не задумываются.
— Не знаю, может, и задумываются. Я же вот задумалась — и так тоскливо стало, что захотелось удавиться на ближайшей осине. Ведь в этом случае вся наша жизнь — не отдельно взятого человека, а человечества в целом — теряет всякий смысл. Вся бесконечность Вселенной представляется каким-то бессмысленным скопищем смерти, которая затаилась в каждом её уголке и ждёт своего часа, чтобы поглотить всё, что когда-либо имело смелость существовать. Не останется даже памяти: ведь все те, кому она присуща, рано или поздно исчезнут. Исчезнут отовсюду и навсегда. Получается, наш мир — этакая консистенция несбывшегося небытия. Пока не сбывшегося.
— Вот-вот, и ты всерьёз считаешь, что с этой мыслью можно жить?.. Жить, зная, что само понятие «жизнь» лишено какого бы то ни было смысла?.. Будь ты поэтом или музыкантом, императором или полководцем, учёным или изобретателем — спустя максимум несколько тысячелетий ни от тебя самого, ни от плодов всей твоей жизни не останется даже памяти. Для чего тогда всё это, зачем нужно становиться хоть кем-то; в чём вообще в таком случае смысл быть? Нет, я не верю, что человек глубокого ума действительно может быть стопроцентным атеистом — невозможно всё это осознавать и спокойно существовать дальше.
— Осознавать, именно, — кивнула я. — Лично для меня самое обидное и непонятное в этой ситуации как раз это: для чего же человеку дан столь совершенный разум, если он — конечен? Животные