Оружейная поражала воображение не столько количеством, сколько качеством: стеллажи с артефактами высочайшего качества, в разы превосходящими свои копии из малых стран чисто за счет материалов.

Тренировочные зоны были оснащены генераторами мана-мишеней, способными имитировать броню противников любого ранга, и симуляторами тактических сценариев с проецированием голограмм просто на воздух.

Пол в этих залах был покрыт упругим, поглощающим удары материалом, в воздухе висела легкая дымка от постоянной работы проекторов, а в предоставляемых на входе руководствах можно было найти любую информацию о любом возможном противнике и о том, какие тактики против него использовать.

Мои ребята не уставали повторять, что за один день здесь можно получить больше, чем за месяц на старой базе.

— А жилые отсеки, Мак… — мечтательно проговорила Ярана, — это просто чудо какое-то! Регуляция температуры, звукоизоляция, холодильник, душ с таким напором, что без усиления тела маной оставлял бы синяки! И в каждом есть терминал для связи.

— А вот это, капитан, самое крутое, — Хамрон подвел меня к краю огромного зала, где в полу зиял широкий проем, огороженный барьером из силовой энергии. За ним уходил вниз, в самую глубь гигантской Руины, бесконечный ствол лифта. — Он ведет прямо в город! Лифт на несколько сотен метров!

— Ты летать можешь куда дальше, — улыбнулся я.

— Летать и кататься на лифте — это разные вещи, — наставительно произнес Хамрон.

— Но нам туда нельзя, — с неожиданно досадой в голосе заключил Силар, смотря вниз с каменным лицом. — Мы здесь на положении гостей. Доступа к городской инфраструктуре не имеем.

Я посмотрел в мерцающую глубину шахты и мысленно пообещал себе, что это ненадолго. Как только нас переведут в корпус на постоянной основе, я первым делом спущу весь батальон вниз и устрою такую вечеринку, что они будут вспоминать ее следующие десять лет.

Вечером мы ужинали в той самой столовой, за большим столом, и мои офицеры наперебой делились впечатлениями. Именно в тот момент, когда я подносил ко рту кусок искусно приготовленного стейка, к нашему столу подошла группа человек в двадцать.

Они двигались с той показной небрежностью, что выдает уверенность в своей силе и праве. Возглавлял их коренастый мужчина с коротко стриженными волосами и шрамом через бровь, на форме которого я сразу отметил знак Третьей дивизии. Он остановился в паре шагов от меня, его взгляд скользнул по мне, и на его лице появилась откровенно презрительная усмешка.

— Так вот он какой, — его голос гулко прозвучал в внезапно наступившей тишине. — Наглый пират, который думает, что может прийти на базу четвертого корпуса и козырять какими-то письмецами и связями. Это ты, что ли, Марион?

Я медленно кивнул, откладывая вилку, и тщательно проглотил кусок мяса, прежде чем ответить. Мое спокойствие, казалось, озадачило их еще больше.

— Да, это я. Тот самый наглый пират.

Мои слова повисли в воздухе, и на лицах двадцати с лишним бойцов на мгновение отразилось полное недоумение. Они явно ожидали оправданий, возмущения, может быть, даже попытки скрыться.

Мое простое подтверждение выбило их из колеи. Но ступор длился недолго. Лицо их лидера, капитана, снова исказилось гримасой злобы.

— Значит, признаешь! — выпалил он. — Играешь не по правилам, прячешься за спинами сильных мира сего, как трус!

— Прежде чем бросаться такими обвинениями, — мягко парировал я, — позвольте уточнить. Вы из третьей дивизии, верно?

— Так точно! — гордо выпрямился один из его подчиненных.

— В таком случае приветствую вас, — я слегка склонил голову. Моя вежливость, контрастирующая с их агрессией, явно действовала им на нервы. — Что касается связей… У меня их нет в таком количестве, чтобы заставить судей принять решение в мою пользу без веских оснований. Я лишь добивался, чтобы все факты были учтены честно. Не более того.

— Ралот Пайкарион, — представился их лидер, ударив себя кулаком в грудь. — Командир элитного батальона «Черные Акулы»! И я заявляю: твоя история о победе над четырьмя Преданиями — вранье! Чистой воды!

— Интересно, — я приподнял бровь. — Значит ли это, что вы считаете судей состязания, включая, вероятно, и командование корпуса, круглыми дураками, не способными отличить ложь от правды?

Я видел, как по спине Ралота пробежали мурашки. Это была ловушка, и он это понял. Но он был не так прост.

— При твоих-то связях, которые ты заполучил какими-то темными махинациями? — фыркнул он, найдя выход. — Тебе ничего не стоило бы подкупить или запугать кого угодно, чтобы они подтвердили твою сказку про «Око Шести»! Судьи, может, и не дураки, но они не могут игнорировать официальные показания, даже если те пахнут ложью!

Моя вежливость начала таять. Усталость от всего этого дня, от интриг и теперь вот от этого примитивного силового давления, взяла верх.

— Хорошо, Ралот, хватит ходить вокруг да около. Что ты от меня хочешь?

— Признай, что ты обманщик! — рявкнул он, тыча в меня пальцем.

Я окинул взглядом его бойцов, их напряженные позы, злые глаза. И вдруг до меня дошло. Их ярость была слишком свежей, слишком непосредственной.

— Скажи-ка, — медленно проговорил я, — неужели вашим ребятам уже успели сообщить, что результаты состязания пересматриваются и вас подвинули с первого места? И вы решили, что проще всего прийти и надавить на меня, чтобы я отказался от претензий?

По тому, как они переглянулись, как некоторые невольно опустили глаза, я понял, что попал в точку. И в этот момент в моей голове щелкнуло. Зачем просто отбиваться, когда можно извлечь выгоду?

— Ралот, — сказал я, и в моем голосе снова зазвучали привычные мне нотки азарта. — Ты обвиняешь меня во лжи, я отрицаю это. Мы можем стоять здесь и препираться до утра. Но я предпочитаю более наглядные доказательства. Предлагаю пари.

Он насторожился.

— Какое еще пари?

— Мы сразимся. Ты на Развитии Предания, я на Завязке. Если я побеждаю, это доказывает, что я как минимум способен на то, о чем заявляю и, следовательно, моя история о победе над четверкой из «Ока» не так уж невероятна. В этом случае… я заберу к себе в батальон десятерых твоих лучших бойцов из «Черных Акул». Если же я проиграю… я публично признаю, что обманул судей, и моя дивизия добровольно снимется с состязания.

Предложение повисло в воздухе. Сотни бойцов в столовой замерли, затаив дыхание. Ралот сжал кулаки, его взгляд выжигал меня насквозь. Риск был колоссальным с обеих сторон. Для него — потеря десяти лучших бойцов. Для меня — полное унижение и крах всех амбиций.

— Договорились, — прошипел он наконец. — Идем на арену. Сейчас же.

— О,