А ведь ситуация была как раз по ее профилю. Где нет решения, но оно должно найтись.

Есть четыре варианта. Первый — смерть царевича от рук Обухова. Это обещает одно — войну с Царством, к которой их страна, обескровленная вторжениями с Изнанки, точно не готова. Так они сохранят лицо и отомстят за убийство своих, но спровоцируют трагедию.

Второй: выживи Гедимин, но уйди с позором — он затаит обиду, а затем точно вернется с войском. Плюс аристократия такого поворота ни Магистру, ни Королеве точно не простят — все же он у всех на глазах лишил жизни аж пятерых молодых наследников и убил главу рода Волгиных. И так эта охота за золотом заставила Кирову танцевать на лезвии ножа. Восстания в преддверии боевых действий им точно не нужно.

И третий вариант. Если взять царевича в плен, судить, а потом обменять на мирный договор, то возникнут вопросы, и у Царя, и у аристократии. Это решение самое непредсказуемое… И очень худое…

И четвертый — отдать ему Марьяну, что означает лечь под Царство. Получить Гедимина как нового Короля. Нет, это смертный приговор и их Королевству, и всем, кого Кирова видит вокруг себя. Ее песенка точно будет спета.

Магистр ухмыльнулась. Ирония в том, что такой исторический выбор сейчас лежит сугубо на ее плечах, и сделать его она должна за те ускользающие минуты, пока сердце Гедимина еще бьется, и вот-вот его пронзит… И кто⁇

Обухов. ОБУХОВ! Какой-то жалкий выскочка, который…

Она мотнула головой. Конечно же, нет. Как может быть жалким выскочкой, тот, кто перебил всех телохранителей лучшего фехтовальщика Царства, а теперь гоняет его вокруг фонтана? Тот, кто выдержал бой с ее лучшим оперативником, и при этом, как говорил Лаврентий, так и не выложился на полную?

Нет, Обухов не выскочка. Он нечто большее. Намного большее.

Как забавно… Магистр призналась себе в этом именно сейчас, когда этот Обухов вот-вот перевернет шахматную доску с ног на голову!

— Доминика Александровна, — бурчала рация голосом Лаврентия. — Нужно действовать сейчас. Взять царевича в плен, иначе…

— Это немыслимо! — кричали аристократы, столпившиеся в первых рядах. — Этот ублюдок убивает наших детей одного за другим, а мы просто смотрим за этим⁈

Но им отвечали:

— Прошу прощения, но мы не имеем право вмешиваться. Это ду…

— Дуэль⁈ Это не дуэль, это резня! Мой мальчик, мой Гриша… — и одна из аристократок снова бросилась в слезы. Ее тут же оттащили прочь.

— Мы понимаем ваше горе, но честь…

— Дайте, дайте мне! К черту честь! — и седой аристократ поспешил вниз по лестнице. — Я убью этого шакала!

На его пути встали гвардейцы. Аристократ рванул на них.

— Дорогу! А то и вас сожгу к черту!

Гвардия Королевы не была бы гвардией Королевы, чтобы не справиться с любым, кто попытается прорваться сквозь них. До тех пор, конечно, пока гости всем скопом не решат обрушиться на них, чтобы отомстить. А судя по доносившимся крикам, до этого всего ничего.

— Дарья Алексеевна! — кинулись аристократы к Королеве. — Что же вы смотрите⁈ Наших бьют! Ладно, ваша внучка сошла с ума, но вы!

Но та повернулась к Кировой.

— Доминика Александровна. Они правы. Мы не можем просто так дать царевичу уйти. После того, что он сделал…

Кирова вздохнула. Как будто она сама этого не понимает.

— А вы что предлагаете, милочка? Отдать сына Павла Гедиминовича на растерзание толпе? А потом его труп отдать отцу с извинениями?

— Но…

И тут Кирова задержала палец, которым все еще крутила контакты. Сунулась в 'черный список", и едва не расхохоталась. У нее аж мурашки выступили на спине.

Вот оно — решение. То самое, о котором она точно сильно пожалеет. Увы, иного исхода ей никто не дал.

Нажав вызов, Магистр прижала телефон к уху. И тут…

— Любовь моя! — взвизгнула Марьяна и, перепрыгнув через балюстраду, кинулась к сражающимся. — Держись!

И как назло в этот же самый момент гвардейцы пытались остановить целых пятерых безутешных родителей. Принцесса прошмыгнула у одного под мышкой и выхватила у него кинжал.

— Назад!

Марьяна бежала к фонтанам, где Обухов уже вот-вот грозился прикончить своего противника. Девушка завывала:

— Не тронь его! Это моя любовь! Гедимин, держись!

— Проклятье! Куда?

Кирова попыталась поймать ее силой, но, как назло, абонент ответил. Ее Хватка схватила лишь воздух, а в трубке раздался хриплый голос:

— Ника?.. Ты ли? Какая приятная неожиданность…

— Привет, дорогой мой, как дела?..

Ее всю разрывало: она вцепилась в барьер, чтобы кинуться хватать эту обезумевшую дуру, которая вот-вот сама расстанется с жизнью, и одновременно пыталась оставаться спокойной, чтобы спасти Королевство от войны.

От чего ей придется отказаться, и вот оно снова — решение за долю секунды. Ее профиль.

Марьяна бежала прямо на Обухова с ножом. Обухов — почти пронзил Гедимину грудь. Аристократы прорывали кольцо гвардии. Они убьют всех.

Один удар, и шахматная доска снова перевернется.

И тут ее спасли — откуда не возьмись выскочил тот странный дружок Обухова. Схватив Марьяну за талию, он толкнул ее прямо в фонтан, а затем повалился вместе с ней.

Аристократы мигом перестали орать и кидаться на гвардию. Задержали дыхание.

Марьяна с Зайцевым пропала в фонтане. Гедимин же ловко ушел от смертельного удара, попытался контратаковать, но под натиском аж трех клинков вновь отступил — рыча, плюясь и безуспешно пытаясь использовать магию, но «умное» кольцо у него на пальце было против: било его разрядом каждый раз, когда он пытался пробудить Дар.

Идиот. Его надолго не хватит.

— Что у вас там за шум? Веселитесь, наверное? — хохотнули в трубке. — И без меня⁈

— Нет, какое уж тут веселье? Одни проблемы. У нас тут…

Но ее прервали:

— Ника! Душа моя! Повелевай! Сделаю все! Сниму луну с неба! Срою гору! Убью самого Царя Павла! — говорили у нее в ухе с сильным южным акцентом. — Только обещай одно… Еще раз взглянуть в твой небесный глазик…

* * *

Звяк! — и саблю выбило из руки царевича. Вскрикнув, он повалился на спину и сразу же вскинул подбородок. В него уперлось острие моей сабли. За его спиной зависли два меча Вергилия.

— А ты хорош… — выдохнул царевич. — Даже не ожидал, что такое ничтожество сможет…

Он не знакончил, как мой сапог наступил ему на грудь с двухглавым змеем, державшем в когтях золотую корону.

— Сдаешься, Гедимин? — спросил я, пачкая этот герб подошвой, на которой еще была кровь тех, кого он хладнокровно убил. — Или же…

Но царевич просто плюнул мне в лицо. Плевок пролетел