какую-то старую одёжку…
Работа началась через десять минут. Им выдали старую уже поношенную спецовку и рукавицы. Вагон стоял раскрытый, а в нём — до самого потолка — серые мешки, пахнущие солью и пылью. Дышать было тяжело: соляная крошка липла к лицу, щипала глаза. Мужики с опытных бригад двигались быстро и слаженно, кто-то подавал мешки, кто-то укладывал на поддоны. Новички, вроде Глеба с Валерой, больше путались под ногами.
— Эй, аккуратней, не бросай! — крикнул высокий, бородатый мужик с татуировкой “СССР” на пальцах. — Тут соль, а не дрова!
Валера отмахнулся, тяжело опуская очередной мешок.
— Да чтоб тебя… — выдохнул он, утирая пот со лба. — Чувствую, завтра позвоночник мне спасибо не скажет.
— Держись, Валер, — подбодрил Глеб, перехватывая другой мешок. — Главное — день простоять, да ночь продержаться.
Среди грузчиков царила своя атмосфера: грубые шутки, матерки, звон бутылок где-то за ящиками, песни под нос.
Один, с квадратной челюстью и в кожанке, подошёл ближе и прищурился на их новые руки — без мозолей, когда был объявлен небольшой перекур.
— Слышь, интеллигенты, а вы точно не шпионы? — ухмыльнулся он. — У нас тут свои порядки. Новенькие обычно “вход платят”.
Глеб не понял.
— Вход? Какой?
— Да сигареткой, чем ещё, — вмешался другой, добродушнее. — Угостите.
Валера вытряхнул из пачки несколько сигарет “Camel”, внутри оставались не больше трёх ещё.
— Вот, держите. Импорт. В магазинах таких не купишь.
Тот с ухмылкой взял сигарету, понюхал.
— М-да, пахнет заграницей. Ну, ладно. Работайте. Только не дохните раньше времени.
К вечеру они едва стояли на ногах. Руки дрожали, спины ломило, одежда пропиталась потом и солью. Зато два вагона были разгружены.
Нефедов, отмечая в журнале, бросил:
— Молодцы. Не ожидал. За два вагона получите шестьдесят четыре рубля на двоих. Завтра, если придёте, дам сахарный вагон, там полегче.
— Шестьдесят четыре... — пересчитал Валера. — По нашим временам — копейки, а тут, выходит, почти средняя зарплата за день.
— Так не каждый день по два вагона разгружаешь, — усмехнулся Глеб. — Но на первое время хватит.
— А ночлег где найти? — спросил Валера, вытирая лицо рукавом.
Нефедов кивнул на длинное одноэтажное здание в глубине двора.
— Там общежитие для временных. По тридцать копеек койка. Без паспорта можно, только не буяньте. Там и душ есть помыться.
Поздним вечером, когда они легли на жёсткие железные кровати под серыми одеялами, Глеб сказал:
— Вот видишь, не всё так плохо. Деньги есть, крыша над головой есть. Завтра решим, что дальше.
Валера тихо выдохнул, уставившись в потолок, где мерцала лампочка с мухами внутри:
— Если бы мне кто неделю назад сказал, что я снова в Москве, да ещё и в семьдесят девятом, да мешки таскаю… я бы покрутил у виска.
Глеб усмехнулся:
— А теперь крути хоть весь вечер — назад-то дороги нет. Пока не найдём способ вернуться, живём тут.
За окном шумел поезд, и на миг им обоим показалось, будто тот самый — их электричка — снова идёт по рельсам туда, где когда-то было их “завтра”…
Глава 7
Глава 7. Воры поневоле
Утро следующего дня было сродни похмелью. Всё тело жутко болело и ломило. С трудом немного расходившись они в ближайшем привокзальном буфете позавтракали и вернулись назад. Бригадир Нефедов уже распределял наряды.
— Ну что парни, как самочувствие?— С лёгкой улыбкой спросил он глядя на их страдальческие лица.
— Ничего, бывало и хуже…— Мрачно ответил Глеб закуривая сигарету.
— Ну так как? Возьмётесь ещё вагоны разгружать? Один будет с сахаром, второй с гречкой.
— Да, возьмёмся.— Валера накинул на себя спецовку.— Куда идти?
— Так, вагоны номер 19 и 32. По четыре человека на выгрузку. Оплата в конце смены.
И снова пыльные и душные деревянные вагоны в каких до потолка были сложены холщовые мешки с сахаром. При каждом движении они сыпались мелкими крупинками, какие липли к коже, к потным рукавам спецовки, к волосам. Казалось, будто весь мир стал липким и белым, словно они окунулись в гигантский мешок со сладостями.
Валера пыхтел, поднимая очередной мешок. Его лицо покраснело, глаза слезились от усталости.
— Глеб... я сейчас сдохну, — прохрипел он, вытирая пот грязным рукавом. — У меня руки не слушаются.
— Терпи, Валер. — Глеб перехватил свой мешок и подтолкнул товарища к вагонным дверям. — Осталось совсем немного, до конца смены дотянем — и всё, отдых. Деньги получим, тогда хоть по-человечески поедим и помоемся.
Сосед по разгрузке — коренастый мужик с густыми бровями и перекошенным ухом — ухмыльнулся:
— Не привыкайте. Тут никто долго не выдерживает. Сегодня вагоны, завтра стройка, потом рынок. Москва всех в порошок трёт.
Глеб не ответил. Он понимал — жаловаться нельзя. Любая слабость тут же сделает их чужими, а чужаков здесь не любили.
Мешки с гречкой хоть и были чуть легче в разгрузке чем сахар, но друзья уже едва волочили ноги от усталости, со стороны они были похожи на двух уставших роботов, какие вот-вот сломаются. В какой-то момент Глеба повело с мешком и он едва не упал при выходе из вагона, его успел подхватить под руку другой коренастый грузчик, с изрезанными морщинами лицом осипшим голосом назидательно произнёс:
— Давай, давай браток, держись. Волка ноги кормят.
Когда прозвучала наконец команда “Каанчай! Шабаш!”, солнце уже клонилось к закату…усталые и пропитанные потом Валера с Глебом , сняли свои спецовки и пошли сразу в душ. Выйдя из него и растираясь тряпками вместо полотенец, зашли в барак, но у входа их будто током ударило.
На табурете возле кроватей, где утром лежали их вещи — джинсы, рубашки, кроссовки, — теперь зияла пустота.
— Эй!.. — Валера растерянно оглянулся, потом шагнул к ближайшему мужику. — Здесь наши вещи лежали! Кто-то забрал!
Мужик пожал плечами, затягиваясь “Примой”.
— Тут каждый сам за себя. Надо было прятать, если дорого.
Глеб подошёл к бригадиру.
— Товарищ Нефедов, у нас украли одежду. Всё, что было. Может, кто видел?
Тот тяжело вздохнул, уставившись в ведомость.
— Я тебе кто, милиция? У нас тут не детсад. Вон, видишь — пол дворца людей. Кто угодно