Отец? У прежнего Сергея, конечно же, должны быть родители. И, судя по всему, Михаил Петрович имел с ними какие-то связи.

— Понимаю, — наконец выдавил я.

— Ничего ты не понимаешь, — проворчал он. — Слушай, завтра я перевожу тебя в отделение неотложной помощи. Будешь под моим непосредственным надзором. Может, так удастся избежать новых… инцидентов.

— Спасибо, — искренне ответил я. Работа в неотложке под руководством человека, который, похоже, единственный еще верит в меня, — это звучало неплохо.

— Считай это последним шансом. И, Сергей… завязывай с выпивкой. Я чувствую запах перегара даже в твоих диагнозах, понимаешь?

— Понимаю. Я уже решил бросить.

— Да ну? — В его голосе звучало явное недоверие. — Что ж, будет приятно увидеть тебя трезвым на работе. До завтра, Сергей. И постарайся не опаздывать. Ты сейчас «под колпаком», сам же понимаешь.

Он повесил трубку, а я остался сидеть, обдумывая услышанное. Итак, у казанского Сергея есть отец, который, судя по всему, знаком с Михаилом Петровичем. Это может быть полезно.

Телефон завибрировал снова. На этот раз пришло сообщение с неизвестного номера: «Твоя машина на штрафстоянке. Не благодари».

Я отложил телефон, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Видимо, кто-то позаботился о том, чтобы усложнить мне жизнь. Кто бы это мог быть? Рамиль, который звонил после консилиума? Или кто-то еще?

Происходящее все больше напоминало кошмарный сон. Я, успешный московский нейрохирург, внезапно оказался в теле неудачника из Казани. Неудачника, погрязшего в долгах, профессиональных ошибках, с репутацией алкоголика и, судя по всему, со множеством врагов. Как будто после смерти попал в свой личный ад.

Я подошел к окну и посмотрел на вечернюю улицу. Снаружи готовился ко сну чужой город, враждебный и незнакомый. Как и вся эта новая жизнь.

В отражении стекла я снова увидел чужое лицо. Жирное, лоснящееся, с отвисшими щеками, нездоровым цветом кожи, воспаленными глазами. И все же это было теперь мое лицо. Не лицо, а жопа бегемота, мать его! Моя новая реальность. Второй шанс, каким бы сомнительным он ни казался.

— Хорошо, — прошептал я, глядя в отражение, и дернул себя за ухо. — Давай попробуем исправить то, что ты натворил, Серега.

Сразу после этого интерфейс Системы снова мигнул перед глазами:

Текущий статус носителя: истощение адаптационных резервов.

Рекомендуется: сон не менее 8 часов, отказ от психоактивных веществ.

Эта штука начинала меня раздражать своими очевидными рекомендациями и в то же время поражала точностью диагностики. Никакого МРТ, никаких анализов крови — просто мгновенная оценка состояния организма.

Я отошел от окна, застелил кровать найденным в шкафу более-менее чистым пододеяльником и лег, закинув руки за голову. Необходимо было выработать план действий. За неделю мне предстояло найти триста двадцать тысяч, чтобы расплатиться с Михалычем. И двадцать — мой долг в продуктовом. И на жизнь, конечно, на коммуналку.

Одновременно надо восстановить профессиональную репутацию и подготовиться к комиссии в министерстве. И при этом начать приводить в порядок разваливающееся тело, которое мне досталось непонятно за какие грехи.

И не смогу в таком виде появиться перед Иринкой, моей женой в той жизни. А ведь мне надо ее увидеть!

Слишком много задач. Но самое главное — разобраться с этой загадочной Системой. Если она действительно способна видеть то, что недоступно обычному врачебному взгляду, это могло бы стать моим тайным преимуществом.

Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Как именно работает эта Система? Запускается ли она по моему желанию или активируется автоматически?

— Диагностика, — тихо произнес я, обращаясь в пустоту.

Ничего не произошло.

— Активировать, — попробовал я другую команду.

Снова ничего.

Я вздохнул. Похоже, управление голосом не работает. Может, мысленные команды? Я сосредоточился, визуализируя активацию Системы.

Тишина. Только где-то надо мной соседи включили музыку.

Ладно, разберемся с этим позже. Я поднялся с кровати, аккуратно повесил подаренный соседкой халат на плечики (единственные во всей квартире, между прочим). Остро встал вопрос — а в чем я завтра пойду на работу? Да, там я надену этот халат. Но до работы же еще дойти в чем-то нужно.

То, в чем был Сергей в момент моего переноса в его тело, вызывало много вопросов. Я бы такое не надел, даже в молодости. Узкие штаны, которые обтягивали толстую задницу, какой-то куцый пиджак, такое впечатление, что Епиходов в нем еще в детском саду на выпускном утреннике зайчика изображал. О футболке я даже говорить не хочу. Да, Серега носил футболку немаркого серого цвета. Но даже темная одежда должна быть чистой.

Я открыл шкаф. Да уж… Особым модником мужик явно не считался.

Хотя одеться ему было во что. Но в каком все виде! Похоже, мой предшественник даже не подозревал, что грязную одежду не нужно вешать рядом с чистой.

Тщетно порывшись, я с печалью констатировал, что надеть мне завтра на работу нечего.

И что же теперь делать?

Оставались антресоли. Пришлось лезть туда. И, к моей радости, я обнаружил там старые коричневые брюки со стрелками, явно от костюма, и голубую рубашку в клеточку (такие, помнится, носили еще при Советском Союзе).

Теперь лишь бы влезть в этот антиквариат.

Влез. В принципе, даже ничего, могу и присесть, и согнуться.

Я пару раз присел, покрутил корпус, с удовольствием констатировав, что хотя это жирное тело приседает с трудом, но колени не хрустят и не болят так, как у меня настоящего. Вот что значит молодость!

С трудом, но я таки нашел утюг — на холодильнике! И тот даже работал. Гладильной доски у Сергея не имелось, пришлось расположиться на столе. Но я преодолел и этот квест.

Последний штрих — обувь. Сергей носил кроссовки невнятного цвета, чья подошва, когда-то белая, теперь была затертого сероватого цвета. Я, как смог, отмыл их, порадовавшись современной моде. Если бы это было во времена моей молодости, когда ходили в туфлях, пришлось бы искать ваксу или гуталин. И вряд ли я нашел бы тут подобные изыски.

А так под краном помыл, щеточкой поелозил — и красота!

Точнее, относительная красота.

Пока занимался одеждой, немного пришел в себя. Спасительная рутина. Обычные, простые действия помогали обрести контроль над ситуацией, сделать хоть что-то понятным и управляемым в этом хаосе.

Зазвонил телефон. На экране высветилось: «Папа». Я замер. Что сказать человеку, которого никогда не встречал, но который считает меня своим сыном?

Звонок прекратился. Затем телефон пиликнул, сообщая о новом голосовом сообщении. Я нажал на воспроизведение.

«Сережа,