— Вот, так мы вас обнаружили. Сеп вас защитил.

— Он подобное несколько раз проделывал, — сказал Борис, внимательно посмотрев ролик. — И с тобой вчера тоже. Особо и не поймешь, то ли он так защищает, то ли как приманку для охоты использует.

Я не знала, что на это сказать. Статистика нападения сепов на человека была не нулевой, но со временем число нападений стало снижаться. Это отнесли к тому факту, что сепы уходили из районов, где появлялись люди, да и люди хорошо узнали, что такое сеп и при первой же возможности их старались уничтожить. А уж в зоне боевых действий, где все весьма серьёзно вооружены, и подавно. Но чтобы сепы не то, что не нападали, а защищали людей или хоть как-то «привыкали» к близости человека или приручались, о таком я не слышала. Потому, хоть как-то рационально объяснить поведение «нашего» сепа я не могла. То, что стрекоза всегда с ним рядом объяснялось просто — он почему-то стал для неё приоритетным объектом наблюдения, а вот почему он, неоднократно имея такую возможность, не напал на Бориса или на меня — никак не объяснялось. И уж не знаю, как Борису, а мне было очень дискомфортно от осознания того, что где-то рядом бродит сеп, которому ничего не стоит в любой момент откусить тебе голову.

В итоге, мы так ни к чему и не пришли.

Мы просмотрели и две другие имеющиеся «стрекозьи» записи, где Борис появился в Девятке и где там же появились четверо жаберов.

— То есть, как-то вызвать стрекозу или связаться с ней ты не можешь?

— С этой не могу.

— Так может, это не такая стрекоза, с какими ты привыкла иметь дело. Другая разновидность, марка, версия или что там у них.

— Может быть, — пожала я плечами. — Но внешне точно такая, как обычно. Я же её в руках держала.

Остаток ночи и почти весь следующий день мы по очереди спали и охраняли друг друга. Под вечер, когда уже готовились отправиться на захват автомобиля и прорыв через КПП и обсуждали, как это будем делать, чемоданчик активизировался.

На мониторе была видна небольшая площадка, усыпанная камнями, один край которой обрывался в неглубокое ущелье, а с трех других сторон площадку окружали почти отвесные горные склоны. Стрекоза, пролетев над краем обрыва, стала снижаться вдоль стены и мы увидели уступ или карниз, уходящий вправо, в расселину, спускавшеюся до самого дна.

— Что она показывает? — спросила я.

— Пока не знаю, — ответил Борис. — Ясно лишь, что с площадки по карнизу и по расселине можно спуститься в это ущелье.

Стрекоза ненадолго остановилась и теперь стала подниматься. Снова миновав край обрыва, она продолжила подъем, показывая площадку всё с большей высоты, и вскоре за обрамляющими площадку скалами стала видна территория базы. Стрекоза двинулась вперёд.

— Ага, — возбуждённо среагировал Борис. — Туда, видимо, можно подняться из базы вот по тому разлому, видишь? Она нам выход показывает!

Далее стрекоза, постепенно снижаясь, полетела над территорий базы в сторону КПП.

— А вот и жаберы!

Мы увидели велик, наполовину скрытый навесом.

— Заправка там раньше была, — прокомментировал Борис.

— Смотри, что на капоте лежит, — ткнула я пальцем в монитор.

— И что это? — спросил Борис, склонившись поближе.

— Коптер это, — сказала я. — Разобранный. Двух винтов нет, аккумулятор снят. Долбанули они его где-то, наверное. Нет у них коптера!

— А ведь точно! — воскликнул Борис. — Глазастая ты. Я бы не разглядел…

— Так это моя работа…

Планы изменились.

— Всё, Татьяна, выдвигаемся! — Борис упаковывал рюкзак. — Я знаю, где этот разлом и знаю, куда это ущелье выводит. Это наш шанс. А через КПП мы не уйдём, они профи, не выпустят. Коптера у них нет, а без него засечь они нас не смогут. Пока они будут КПП держать, мы сделаем ноги, а когда хватятся, будет уже поздно. Да и не полезут они на нашу территорию.

Через час переходов по базе, ползаний по канавам и просачиваний сквозь разрывы колючей проволоки мы оказались у едва заметного разлома, который словно тонкий надрез рассекал скалы. Далее он немного расширялся и по нему, где карабкаясь, где круто поднимаясь, мы лезли всё дальше и всё выше. Больше всего мешал мой чемоданчик. Он не был приспособлен для ношения на спине или груди — у него отсутствовали какие-либо лямки или наплечный ремень. В рюкзак его сунуть тоже было нельзя — в любой момент наша сумасшедшая стрекоза могла выйти на связь. Из-за гладкости корпуса и округлости углов обвязать его имеющимся в рюкзаке паракордом тоже не представлялось возможным. Была только ручка, к которой Борис сделал петлю. Так я его и волокла, набросив петлю на плечо. Не очень-то удобно, но так он хоть рук не занимал, когда нужно было за что-нибудь как следует зацепиться.

С рассветом мы очутились высоко среди скал на небольшой относительно ровной площадке, которую уже видели «глазами» стрекозы. С площадки открывался вид на ущелье, на дно которого нам скоро предстояло спуститься.

— Всё, — выдохнул Борис, снимая рюкзак. — Можем здесь часика два-три отдохнуть.

Борис спал. Я тоже находилась в таком состоянии полусна-полуяви, когда не знаешь, что из проносящегося в голове имеет отношение к реальности, а что уже за её гранью. Словом, я вот-вот уже должна была уснуть, но услышала сигнал активизации МКР. В этот раз с первых секунд было ясно, что на мониторе запись — стрекоза показывала, как Бур и его бойцы проникли в Девятку.

Полноценно обойти КПП они не могли. Как я поняла из сказанного Борисом, попасть наверх не через КПП можно было только вертолётом. Но они всё равно постарались войти хоть немного «в обход». Сам КПП и периметр сильно разрушены. Разрушены когда-то давно, во время боевых действий. Группа Бура до КПП поднималась справа от дороги, перед КПП дорогу пересекла, а в зону проникла, поднявшись по склону уже от КПП слева. Как раз там недалеко и стоял велик жаберов, то есть, они расположились так, чтобы перекрыть с фланга проезд от КПП на базу. Получилось, что Бур тоже зашел жаберам во фланг. Кто кого перефлангует.

Я на записи не могла точно определить, кто из десантников кто, лишь Олег выделялся своим синим рюкзаком, а на остальных рюкзаков не было — они тогда остались со мной в яме на склоне.

Двух человек Бур оставил прикрывать тыл и возможность отхода, с