Их точечные удары не несли радиацию. Радиации по визгу датчика на плече и без того хватало. Её принесли сами облученные роботы, сотни километров прошагавшие по зараженной земле Поднебесной.

Ракеты оказались подарком С-600. Российские зенитно-ракетные системы отогнали тьму. Взрывы окунули в горнило переплавки основную массу роботов.

Ближайшей волной взрыва меня снова сбило с ног.

Тьма… шум… пустота.

Когда поднялся вновь, едва придя в себя, земля вокруг догорала. Автоматные выстрелы стихли. Ветер разогнал шумы и крики. Нигде не было видно роботов. Небо чёрное, без звёзд и луны.

Достав из кармана фонарик с последней батарейкой, я подсветил дорогу и не нашёл ничего лучше, как просто пойти по ней, куда вёл свет.

Несколько сотен метров спустя, я наткнулся на чемоданчик Невельского. Советский кейс лёг в руку под рукавицу. Он был без видимых повреждений. Чего нельзя сказать о моём лице.

Сняв рукавицу, вытащил пару наружных осколков, положив автомат на землю. Свет показал, что Калашников остановил пулю ценой собственной целостности.

— Ты спас меня от волков и пули. Спасибо, — слабо обронил я, отпустив ремешок.

Машинально сунул в карман полный рожок. Пригодится.

Побрёл дальше по дороге и наткнулся на лыжи. Связанные вместе с палками, они спокойно торчали их снега кювета, но половину лыж снесло осколками. Выглядело так, как будто кто-то точил карандаш, а в последний момент не удержался и срезал слишком много.

Глядя на лыжи в свете фонарика, я вдруг понял, что иду не в ту сторону. Развернувшись, прошагал полкилометра обратно, наткнувшись на раскуроченную технику и остатки роботов.

Оружие валялось повсюду. Разыскать новый автомат не составило труда у ближайшего грузовика. Рожок прозапас. Пригодится.

Перекинув оружие через плечо, подошёл к перевернутому мотоциклу. Робот-змея был взорван. Сбоку слабо дымилась обугленная дыра размером с футбольный мяч. Похоже, кто-то бросил гранату в тот момент, когда этот скай открыл корпус, чтобы извлечь пулемёт.

А вот останки учёного… От Невельского уцелели лишь руки и голова. Слушая писк радиометра, я осторожно снял маску-фильтр с головы академика и прикрыл ему глаза.

— Что ж, Игорь Данилович… спасибо за уроки. Видит бог, не забуду. И… прощайте.

В голове дальше лишь пустота. Ни сожаления, ни гнева. Ничего внутри. Только усталость.

Боли нет. Для этого надо чувствовать.

Порывшись в люльке, извлёк ящичек с антирадином, достал одну из пачек, откупорил и положил таблетку на язык.

Горькая. Вряд ли такие нужно рассасывать. Скорее, глотать. Но во рту пересохло. Пришлось размачивать слюной и глотать через силу.

За этим занятием меня и застал встречный луч света. Двое солдат в полных девронах подсветили меня мощными фонарями. Они шныряли среди раскуроченной техники, подбирали оружие и боеприпасы.

— Эй, живой что ли? — раздался голос.

— Да.

— Валера, не трать время. Он всё равно облучен. Брось его, — раздался второй голос. — Слышь, мужик? Отвали!

Я покачал головой, обозначая присутствие маски.

— Нет. Я в норме. Фильтр. И антирадин есть. Почти полный, — я поднял его над головой. — Хотите по таблеточке?

Они подскочили с завидной скоростью, проглотили по таблетке.

— Запить есть чем?

— Нет. Только бензин, — ответил я, вспоминая, что ещё одна полная канистра лежит на дне люльки.

— Бензин? Серый, мы спасены!

— И жратва, — припомнил я и скудные припасы, что оставались от последнего обеда.

Это известие сразу расположило служивых ко мне.

Оба оказались солдатами. Точнее — старшими лейтенантами противохимических войск. Молодые, недавние выпускники пограничного института. Из тех, кто уцелел в резне.

У обоих был приказ нагонять основные войсковые соединения своим ходом за неимением транспорта и дефицита топлива. По сути, Серегу и Валерия бросили на добивание роботам более вышестоящие чины. Но вслух это не обозначили. Вслух что-нибудь о тактическом отступлении, чтобы выиграть время.

На войне все средства хороши.

Заправляя армейский УАЗик, который армейцы достали с консервации несколько недель назад, я узнал, что остатки армии оттянулись на восток, в сторону Благовещенска. Там должны соединиться с танковой группой под Сковородино, где защиту от дронов давали системы радиолокационной борьбы типа «Краснуха». Они чистили небо на сотни километров вокруг себя. Должно помочь.

Но до тех систем ещё добраться надо было. А наше новое транспортное средство никак не желало заводиться, замёрзнув за вечер. Пришлось разводить костер, снимать аккумулятор и обогревать его полночи, а также возиться с простреленной осколками шиной, меняя на запаску.

Работа растянулась до рассвета. Возиться пришлось в основном мне. Так как ребята не верили, что при северном ветре нам ничего не угрожает, и не снимали своих тесных костюмов.

А в них много в быту не сделаешь.

— Высокий уровень радиации датчики показывают из-за груды облученного металла роботов вокруг, а не земли. Тяжёлые радиационные элементы находятся не на ближайшей земле, — с уверенностью Невельского убеждал их я. — От альфа-же излучения хватит и зимней одежды. Но фильтры с лица лучше не снимать… И тем спасемся.

Они верили, но… не снимали девронов.

Уже рассветало, когда автомобиль загудел. Стоило мотору прогреться, как мы покатили нагонять войска.

То, что скрывала ночь, теперь было видно, как на ладони: чёрные воронки с расплавленным металлом, растаявший снег с выжженной дотла землёй, остовы разбросанной техники и искореженных, подбитых роботов по округе. Тела, оружие и снова тела. Гражданские и военные. Вперемежку.

— Паника вывела почти всех из города, создала ложное чувство безопасности под боком у военных. А роботам только это и нужно было, — говорил я, по приобретённой привычке анализируя информацию вслух.

Ребята слушали, кивали, но были слишком уставшими от длительного марш-броска, чтобы отвечать что-то внятное. Генерал объединённого восточного округа гонял их двое суток без сна и отдыха.

Из приятного — печка грела по полной.

Мы так же утеплили аккумулятор, закрыли картонкой радиатор от встречного ветра и укутали в войлок мотор сверху. Но в салоне было холодно даже в шапке и сапогах. Я не снимал рукавиц за рулем. Согревался лишь тем, что рулил.

Сон пропал. Вопрос «а что дальше?» стоял в голове.

Я не ощущал потери Невельского. Осознание этого, наверное, придёт позже. Сейчас вокруг был скорее очередной социальный эксперимент гения, а я его часть. И вскоре раздастся над ухом: «и что дальше, Карлов?»

Я и этот чертов чемоданчик рядом с автоматом на заднем сиденье были теперь как единое целое. Часть замысла злого гения, от которого уже было не откреститься.

— А что в чемоданчике? — спросил как-то Серёга, несколько устав от дороги.

— Да, тоже хотел спросить, — поддержал Валера.

— Я уже поделился с вами бензином, антирадином, лекарствами и едой, — напомнил я. — В чемоданчике