Ещё ковш на камни!

Академик лёг на полку, кивнул на веники:

— Сможете повторить, Роберт Алексеевич?

— Легко, — ответил я и взял веники, старательно копируя все, что делал до этого Невельской. — Ну как, Игорь Данилович? Пойдёт?

— Ох, хорошо, Карлов… Бейте! Не жалейте сил. Надо кости прожарить!

— А сердце?

— Моё в полном порядке.

Я принялся хлестать это поджарое, сухощавое тело. Он почти не потел. А меня пот прошиб мгновенно. Собрался на лбу, потёк по щекам, повис на бровях. Крупные гроздья образовались по всему телу.

Устав от махания, я сел на нижнюю полку. Холодная волна обхватила тело, и пошёл уже что называется «холодный пот».

Подмораживало. При том, что сердце выпрыгивало из горла. А мышцы превратились в кисель.

Он свесил ноги с верхней полки, крякнул и спустился ко мне, подхватил под плечи:

— Идёмте, с вас достаточно.

— Думаете?

— Вы как девственник, пробующий всё новое в жизни: первый раз пальнуть из ружья, собрать автомат, встать на лыжи, попариться в бане… Вы уверены, что жили-то?

А ведь академик прав. Но вслух этого не признаю. Это он должен менять мнение о мире и постоянно раскаиваться, молиться о спасении души. Не я убивал сотни миллионов и обрекал на смерть миллиарды.

Я просто… не жил? Да лучше не жить, чем жить так!

В то время как я ожидал нового заседания в предбаннике, он просто вывел меня на улицу, подвёл к ванной. На поверхности её уже плавал лед, но разгоряченные стенки не давали остыть краям. И что-то подсказывало мне, что в целом вода теплее отрицательных температур.

Ну не могла ванная так быстро остыть! Или сколько мы в бане? Время здесь отодвигается на второй план.

Академик помог взобраться в ванную. Ощущения не подвели. Вода была тёплой, разве что немного прохладной, но такой приятной на данный момент. Он подвинул почти потухшие дрова поближе к ванной, раздул угли. Огонь подхватил стенки, вновь разогревая ванную. Но неспешно, бережно.

— Кайфуйте, Карлов, — добавил Невельской, снова прыгнул в снег, растерся и побежал в третий заход в парную.

Оттуда донеслись звуки шипящих камней, и ритмичные удары веников. Только банное самоистязание самое верное. Но об этом не пишут ни в учебниках по психологии, ни в священных писаниях.

Видимо, до некоторых вещей нужно дойти по жизни самостоятельно.

Погрузился в ванную с головой, ощущая блаженную негу. Мышцы перестали быть киселем. Я весь стал киселем!

Бесформенная жижа, ничто, сливающееся с водой. Лишь край сознания, который не позволял утонуть в воде, оставив макушку с заросшей копной волос на поверхности и бородатую харю.

Надо побриться. Как же бесят усы. Чешутся и лезут в нос. Кожа под носом более чувствительная, чем на подбородке. Подбородок на морозе напротив, нужно зарастить. На ветру пригодятся и бакенбарды.

Вытащил из ванны ноги, любуясь на кончики пальцев. Вдруг понял, что смотрю не на пузо, а на пальцы, колени, а вот и пах.

Где живот? Сдулся? Всего-то то и требовалось, что неделю на лыжах.

Расслабился, медленно выдыхая…

…Она стояла среди цветущей поляны. Красивая, одинокая, в лёгком платье. В руке цветок, под ногами ковер из зелени.

Лёгкая улыбка, губы шепчут что-то неразборчиво.

Я прислушался. Тишина. Не слышно ни слова.

Не поют птицы, не жужжат насекомые, не играет ветер. Только палящее солнце жжёт кожу. И трава под ней и уже не трава вовсе, а сено.

Миг! И опадает на уже обожженную землю почерневший цветок. А улыбка становится оскалом.

Она поднимает руку, манит пальцем. А палец в огне и всё ближе ко мне.

Жарко, как же жарко!..

… Академик возник рядом, потащил за руку, вытаскивая как из тумана.

— Карлов, вы уже похожи на розовую хрюшку. Вылезайте быстрее, пока не стали варёным раком. Костер горит. Белок не любит кипячения. С вас и так семь потом сошло. Пощадите сердце.

— Ноя! — обронил я. — Я видел её!

— Видели? Это вряд ли, — хмыкнул создатель. — У неё нет определённой формы. Вы просто отключились.

— Приснилось?

— Вы даже не представляете, что мне снится порой, — улыбнулся он. — Я, знаете ли, тоже не девственник. У женщин успех имел… Эх, былое.

Вытащил, укутал в махровый халат и повёл в дом. Печка в доме уже прогрела воздух. Накрытый мной стол ломился от яств постапокалиптического мира.

Мы едва с ума не сошли от запаха жареной картошки и мяса. Но есть пока не хотелось. Только пить. А кроме талой воды, рассола и самогона ничего не было.

Академик налил по полному граненому стакану мутного «первача», подвинул ко мне.

— Для аппетита?

Я подхватил стакан и принялся пить залпом. Этот гений паранойи так и не позволит «тыкать», пока не признает равным. А как это сделать, если не завоевать уважения?

Он схватил мой стакан у лица.

— Что вы делаете, Карлов? Это же почти чистый спирт! Достаточно пригубить.

Губы, горло, и глотку обожгло. Дыхание перехватило. Горячая река прокатилась по пищеводу и ударила в желудок, расплылась по животу и почти дошла до ног.

Если бы я их ещё чувствовал после бани и варки в ванной, наверное, прожгло бы насквозь.

— Скорее закусывайте! — напутствовал он.

И глядя как я с огромной скоростью уплетаю все, что вижу на столе, подпалил свой стакан.

Я с удивлением увидел огонь над самогоном. Выждав секунд пять-шесть, он сдул пламя и отпил половину стакана. Занюхал рукавом своего халата и принялся кушать.

— Хороший самогон, — едва выдавил он. — Хвала бабке!

Улыбнулся. Это простое действие показалось долгим, растянутым во времени. А последние слова академика зазвучали гулко, отдаленно. Я замедленно, словно вытаскивая из болота, поднял руку над столом, попытался приблизить к брови, но голова неожиданно сама потянулась к руке. И придавила её, упав на стол.

Мир перестал иметь значение.

Невельской хмыкнул и со вздохом:

— Этого уже вылечили, — потащил меня к дивану.

Наверное, так и произошло. Потому что, когда я очнулся, везде была тьма, а я был именно на диване. И только на кухне горел огонёк свечки, а кто-то напивал едва слышно:

— Чёрный воро-о-он… Что ж ты вьё-ё-ёшься…

Я поднялся и, пошатываясь, пошёл к столу.

— Над мое-е-е-ю голово-о-ой…

По пути встретилось выстиранное белье, весящее над печкой. Стало стыдно, что взрослый постирал за меня.

Вдобавок так болела голова, словно кто-то забил в череп гвоздь. Для пыток хватило и бани с ванной, а сверху ещё и шлифанул алкоголем. Как я вообще выжил?

— Ты добычи-и-и не добьёшься-я-я. Чёрный