"В интересное положение я попал", - думал Серафим, не в силах бороться с приступом смеха, - "меня поджидают захватывающие перспективы: или пуля, или сумасшедший дом".

Чушь какая-то! Сколько раз можно повторять, что занимающиеся политикой - пропащие люди. Допустимо ли тратить свою жизнь на борьбу за групповые интересы? И при этом всерьез утверждать, что смысла жизни не существует. Впрочем, одинокие тоже умирают, если позволяют распоряжаться своей судьбой кому попало.

Серафим подбросил монетку, и она осталась висеть в воздухе, совершая плавные эволюции, словно попала в состояние невесомости. Он слегка удивился, и почему-то посмотрел на свою левую руку, которую вчера поранил, открывая банку с морскими водорослями. Шрама не было. Чудеса.

Утром он зашел в режимный отдел, чтобы узнать, есть ли у него еще время.

Машинистка Лидочка была близка к истерике. Она суматошно помешивала ложечкой в своей чашке, выбивая бесконечное: соль, соль, соль...

- Петр Петрович заболел. У него аппендицит. Ночью увезли в больницу.

- Не волнуйтесь. Это же не страшно.

- Конечно, не страшно, но как я здесь одна справлюсь... Вот вам уже что-то надо...

- Мне ничего не надо, - сказал Серафим и направился к двери.

- Постойте, Серафим, - вдруг закричала Лидочка. - Петр Петрович вчера говорил о вас что-то плохое. Недоброжелательное. Мне показалось, что вас будут проверять. По полной программе. Приберите на всякий случай свой стол.

- Я знаю, Лидочка, спасибо.

Уйти надо было молча, даже прощаться не следовало. Серафим проскользнул мимо удивленного вахтера и пошел вдоль набережной, с удовольствием подставляя лицо свежему ветру с Невы.

Дома он обнаружил в почтовом ящике письмо от Лены. Она радостно сообщала, что отдыхает хорошо, и здоровье у нее хорошее.

"Она будет рада, когда узнает о том, что у меня все получилось", - с удовлетворением решил Серафим.

Он вытащил из кучи на столе папку с рукописью специальной теории проекций, засунул в нее листок с инструкцией по эмоциональной подготовке и написал сверху: "Алексею Петрову". Скорее всего, ему это пригодится. Кажется, он будет следующим.

"А ведь я не похож на одинокого", - подумал Серафим, чем удивил себя несказанно.

Признаться, было приятно считать себя беззащитным и одиноким и говорить, что это злые дяди не дают мне работать, обижают меня и даже хотят убить. А вот теперь я знаю, что они ничего не могут мне сделать. Мое намерение поддержала Вселенная. И его исполнение зависит от меня самого. Не испугаюсь ли я? Нет, конечно, я не одинок больше. Я знаю, что такое счастье. Я знаю, что такое беда. Я знаю, для чего живу. Я знаю, зачем нужно есть степную колбасу. Я знаю, что такое нуль-т. Я больше не частичка Вселенной.

Серафим взял в руки приборчик, который должен был стать нуль-т и засмеялся. А что, и такой сгодится. Он нажал первую попавшуюся кнопку и громко сказал:

- Хочу на Луну.

На лодке

Сомову рассказ понравился, но он решил сначала выслушать отзывы друзей.

- Хороший рассказ, - сказала Нина. - Психология людей, которые попадают в Деревню, передана точно. Кое-что я узнала только сейчас.

- Например? - спросил Сомов.

- Одиночество - вот что объединяет людей, попавших в псевдопространство Деревни.

- Необязательно быть одиноким, чтобы попасть в Деревню.

- Может быть, и так. Но это признак, который встречается у обитателей Деревни слишком часто, чтобы его можно было отбросить, - улыбнулась Нина.

"Высокоинтеллектуальная, но не продвигающая нас к цели болтовня" - произнес Камень.

- Почему? - удивился Сомов.

"Рассказ не помог отыскать Хозяина".

- А если прочитать еще раз?

"Там сказано: "Мое намерение поддержала Вселенная". А потом: "Я больше не частичка Вселенной". Нас упоминание о Вселенной устроить не может".

- Почему? - удивился Сомов.

"Дело в том, что мы не знаем, что такое Вселенная. И тем более, не можем сказать, совпадает ли это понятие для Земли и Деревни".

- Нет, - сказала Нина. - Это разные физические системы.

"Предположим, что Хозяин - Вселенная, - продолжал Камень. - Но мы догадались, что в несовпадающих системах восприятия называем Вселенной разные объекты. Это означает, что и реакции разных "Вселенных" на события в любых отдельных мирах будет отличаться. Хозяину такое поведение непозволительно. Как к нему ни относись, но некоего подобия единых правил он придерживается. Выстраивает мир, где есть место для всех".

- Прочитаем следующий рассказ? - спросил Сомов.

"Нет. Надо обдумать это странное человеческое состояние - одиночество", - произнес Камень. - "Понять его я пока не могу. Наверняка, упускаю что-то важное и очевидное, лежащее на поверхности. У нас, камней, подобное безобразие невозможно".

- А мы куда? - спросил Сомов.

- Пойдем, покатаемся на лодке.

Парковая аллея возле лучного стадиона резко свернула налево, и они вышли небольшому пруду.

На лодочной станции кроме них никого не было.

- Ты умеешь грести? - спросила Нина.

- Нет, - признался Сомов.

- Ничего, научишься.

Сомов попробовал, и у него, вроде бы, получилось. Лодка отправилась в свое путешествие, только медленно. От непривычной работы мускулы рук напряглись, это было приятно.

- Расскажи, как ты написал свою первую книгу? - попросила Нина.

- Честно говоря, это не стало вдохновляющим приключением, - сказал Сомов.

Он попытался добавить несколько веселых эпизодов, чтобы история не казалась такой печальной, но не преуспел. Наверное, потому, что ничего забавного припомнить не смог. Первая книга - тяжелый этап, который обязан пройти каждый начинающий писатель. Ему нравилось иногда вспоминать о том юношеском энтузиазме, с которым он взялся за дело. Но он тогда еще ничего не умел. Кончилось тем, что он переписал свои шестнадцать рассказов в толстую тетрадь. И подарил свой сборник девушке, о которой точно знал, что никогда ее больше не увидит.

- Ты жалеешь о своем решении? - с сочувствием спросила Нина, выслушав его короткий рассказ.

- Нет. Некоторые сжигают свои ранние работы, но я бы так не смог. Жалко.

- Никогда не слышала о таком способе расправиться со своими первыми текстами. Но мне твой поступок понравился.

- Только не говори, что сможешь достать эти рассказы из небытия и прочитать их.

- Только, если ты захочешь.

- Не хочу.

- Значит, не буду искать.

- Спасибо.

Они замолчали. Лодка уже отплыла от берега метров на пять.

-