— Я обязан охранять леди Офелию. Супругу барона. — возразил было Жак.

— Это его приказ. — перебил Жака Калибан. Жак перевернул свиток. На нём стояла печать барона Жоффруа. Горностай и ключ. — Ты отвезёшь его к Герцогу.

Жак вздохнул. Какое-то странно чувство, которое Антуан не мог объяснить, пробежало по его спине. Словно холодок, хотя на улице стояла жара. Антуан в непреодолимом порыве обернулся, чтобы поглядеть на стену, на которой стоял барон, но его там не было. Он будто растворился.

Жак вздохнул и кивнув Антуану зашагал в сторону казармы. Чтобы не оставаться в компании Калибана и его прихлебателей, молодой человек тоже поспешил покинуть тренировочное ристалище, перед этим повесив щит и меч на деревянную стойку около перил.

Антуан обошел казарму и выйдя за внутренние ворота оказался во внешнем дворе, пространство между внутренней и внешней стеной тут составляло футов двадцать не более. Пройдя по этому коридору, Антуан оказался у свинарника. Он услышал приглушенные выкрики женщины. Затем звонкий шлепок и навстречу ему выскочила грудастая птичница, вся красная она, плача, пробежала мимо изумлённого рыцаря и хохочущих латников и скрылась за внутренними воротами.

Зайдя за свинарник Антуан обнаружил там Буера. Толстяк стоял, фыркая и отдуваясь, вся его ряса была перепачкана яичным желтком, а на камнях, которыми был вымощен коридор, валялась корзина и множество белых скорлупок. Толстая курица с сожалением разглядывала бесславно погибшие плоды своих трудов и кудахтала с возмущением в голосе.

— Тупая дура! — гневно сказал Буер. — Я хотел её на путь истинный наставлять…

— Скажи проще — ты её хотел. — саркастически отозвался Антуан. — И ещё ты обманул меня. Ты сказал, что знаком с бароном, но он на тебя и плевать не хочет, поселил на конюшне, меня хотя-бы в казарму определили.

Буер надулся и стал похож на индюка.

— Не всё в жизни так, как ты хочешь, дурачина!

— Я опаздываю на турнир. — отрезал Антуан.

— Не смеши панталоны Аббата! — раздраженно фыркнул монах. — У тебя нет ни коня, ни доспехов, ни копья, ни оруженосца. Как и денег. А ты знал, что за право участвовать в турнире, нужно заплатить взнос, две тысячи ливров?

— Ты врёшь… — неуверенно отозвался Антуан.

— Да ну? — возразил Буер. — Не веришь мне, спроси у кого угодно. Хоть бы у этого твоего приятеля, содомита Жака.

— Он не такой… — буркнул Антуан.

— А слуги говорят, что цветку девы, он предпочитает жезл юноши.

Антуан с отвращением поглядел на толстяка. Казалось, в этом служителе Господа сошлись все пороки, какие только можно себе представить.

— Турнир уже послезавтра. — спокойно произнёс Буер. Он поднял корзину и стал доставать оттуда уцелевшие яйца. Затем пробивал пальцем дырочку и выпивал их.

— На турнире всё решают герольды. Они хоть короля могут прогнать, реши он участвовать и нарушь правила! Да. Всё так и есть. Правила, правила, правила! Они решают всё! А у тебя нет ничего, и денег. Да и никто не знает, что ты рыцарь.

— Но я рыцарь! — возмутился Антуан.

— Но этого никто не знает! — Это должны подтвердить благородные люди, только тогда тебя допустят до турнира, а так, может быть ты проходимец, что украл доспехи и убил их владельца.

— Это не так! — рассвирепел Антуан. — Мой наставник, сэр Тибо посвятил меня в рыцари!

— А ты прошёл помазание в Церкви? — уточнил Буер. — Если нет — то ты не можешь считать рыцарем. По правилам. Потом, кто знает, был ли твой Тибо рыцарем, может он тоже был проходимцем, что украл доспехи и убил их владельца.

Антуан сжал кулаки.

— Сэр Тибо был благороднейшим…

— Я-то тебе верю! — сказал спокойно Буер. — Но поверят ли герольды турнира? Вот вопрос.

— Тьфу! — Антуан сплюнул на землю, и со злостью поскорее поторопился вернуться во внутренний двор, оставив толстого монаха с наслаждением доедать последние яйца. Он был зол на своего собеседника, да и на самого себя, хотя в глубине души он понимал, что Буер прав. И это злило его ещё больше.

Молодой рыцарь в нетерпении шагал по внутреннему двору, чрезмерно глубоко погрузившись в свои мысли, он не заметил, как столкнулся с молоденькой особой, в ярко-вишнёвом платье и чёрной вуали на лице.

— Ох, простите меня сударыня, — смущённо произнёс рыцарь. Дама улыбнулась, глядя на него, но в глазах её, цвета лазури безоблачного весеннего неба, он увидел грусть, более пристойную женщине в глубоком возрасте, пережившей немало ужасных вещей в своей долгой жизни, но точно никак не этой юной и хрупкой, точно ветка осины барышне, которая была моложе его самого.

— Ничего, милорд, — тонким, словно свирель голосом, ответил дама. — Я тоже, иногда, бываю задумчивой. Мой супруг говорит, что даже слишком.

— А разве вы замужем, сударыня? — тут-же спросил Антуан и мгновенно раздосадовался на себя за столь дерзки и неуместный вопрос к даме. — Простите мне моё невежество, сударыня, — прибавил он, смущённо.

— Ничего, милорд… как ваше имя?

— Сэр Антуан, миледи! — Ответил тот.

— Так вы рыцарь… — Мечтательно произнесла дева.

— Да, миледи.

— Вы пришли на службу к барону?

— Нет, сударыня. Точнее не совсем… Это долгая история.

— Я бы с удовольствием её послушала, — улыбаясь сказала дама.

— Время вышивать, ваша милость! — Раздался суровый, почти мужской голос, с лёгким английским акцентом. Антуан обернулся, он увидел приземистую, толстую старуху.

— Это Белинда, моя служанка. Она родом из Англии.

Старуха окинула презрительным взглядом молодого человека и сказала, обращаясь к деве.

— Идёмте со мной, ваша милость. Час вышивки пробил.

— Ох, как ты скучна! — с некоторым раздражением в голосе заявила дева. — Она помнит ещё те времена, когда Англия властвовала на континенте. — добавила она, обращаясь к Антуану.

— Не так уж я и стара. — сурово сказала Белинда. — Идёмте, ваша милость.

Дама подала ручку рыцарю, и тот тут-же опустился на колено, чтобы с чувством поцеловать её. Леди снова улыбнулась, но в глазах её по-прежнему царила зима. Антуан провожал её долгим взглядом. Вдруг холодок пробежал по его спине. Белинда обращалась к даме «ваша милость», это обращение к барону или баронессе! Так она его жена. Жоффруа де Кантеля. Барона и хозяина этих земель, того, у кого Антуан был в плену, или «в гостях», как сам Жоффруа это называл.

* * *

Вечером Антуана пригласили на ужин. В главном чертоге накрыли