беготни которую мы устроили и не вызвал полицию.
Осушив кружку с чаем несколькими глотками, Мидо встала, подошла к подоконнику и поднесла к лицу бинокль.
— Что они там делают? — спросил я.
— Вот, — Мидо передала мне бинокль, — посмотрим сам.
Жильцы окружили массивный гроб, будто сектанты перед алтарём. Людей в комнате было так много, что некоторые стояли в коридоре и гостиной, но все как один не моргая, смотрели в сторону гроба.
Я почувствовал, как влажный ужас снова начал окутывать все мои внутренности.
Они по очереди наклонялись над девушкой, открывали рты и выпускали из них сгустки чёрной жидкости. Медленно, с живым блеском она сочилась по воздуху, и тяжело опускалась в гроб, самостоятельно распределяясь там. К гробу подходили всё новые и новые жильцы, и вскоре я увидел, как жидкость пульсирует и переливается уже у самых краёв.
В этот момент субстанция вдруг засияла нереальным янтарным светом.
— Мидо! — позвал я. — Та жижа светится!
Она припала к окуляру рядом со мной. Мы вместе наблюдали, как свет будто плыл над чёрной поверхностью, мерцая золотистыми всполохами, искажаясь и меняясь, пытаясь сформировать что-то другое. Мидо едва заметно вздрогнула и опять выругалась на корейском. Смысл слов я не понимал, но суть улавливал.
— Что это значит? — спросил я.
— Пока мы проводили свой ритуал, русалка решила провести свой. Я пыталась помешать ей, но у меня ничего не вышло.
— Неужели ничего нельзя сделать? — словно сама у себя спрашивала Нарина.
— Ну, одна идея у меня всё-таки есть — она тупая и простая как две копейки, но именно поэтому может сработать.
— Какая?
— Нужно пойти туда и закрыть крышку гроба. На ней были защёлки с секретом, которые мы с Семёном вскрыли. Запрём их обратно.
Мы оба глянули на Мидо.
Сама мысль — отправиться туда — казалась безумием.
— Серьёзно?
— Это наш единственный шанс остановить их, пока они не закончили ритуал. Я понятия не имею, что произойдёт по его завершению и выяснять не хотела бы.
Было решено что мы с Мидо пойдём одни.
Я поделился с ней маминой одеждой, она ей оказалась по размеру. И вооружившись вёдрами в каждую руку, мы вышли на улицу.
Перед домом набрали снега из сугробов. Мы рассудили, что таким образом сможем отбиться от той чёрной заразы, если понадобиться.
Пока мы это делали в четырёхэтажном доме вдруг погас свет. Но только в нём, у меня на пятом, откуда за нами присматривала Нарина — по-прежнему работал телевизор, а фонари освещали оранжевым улицу. Мы с Мидо были слишком хорошо настроены, чтобы испугаться такого.
В такой бурный снегопад, на фоне чёрного леса, да ещё и без света в окнах — этот дом теперь сам напоминал чей-то огромный саркофаг. А тёмные окна походили на глазницы давно мёртвого существа, изъеденные временем. И снег постепенно укутывал его, словно саван.
Двери подъездов стояли нараспашку, вероятно их открыли жильцы, стекаясь в квартиру на четвёртом. Нам это было только на руку. Мы с Мидо переглянулись, кивнули друг другу, и пошли внутрь.
Зайдя в подъезд, словно очутились в вязкой темноте. Но не той темноте, что согревала нас в моей панельке. Эта темнота окутывала плотным коконом, стараясь выдавить из тела последнюю храбрость.
Мы осторожно поднимались наверх, держа по ведру в каждой руке. Свет фонарей снаружи узкой полоской пробивался сквозь грязные окна между пролётами. В его отсветах складывалось впечатление, будто стены дышат или даже шевелятся.
А может так и было!
От стены стал отслаиваться кусок чего-то вязкого и тёмного. Вовремя спохватившись, я поставил одно ведро, а снег из второго с размаху выплеснул в стену, поймав чёрную жижу налету. Она пронзительно завопила, словно десяток крыс и, свалившись комком на ступеньки, задымилась.
— Молодец, — похлопала меня по плечу Мидо. — Быстро среагировал.
Мы открыли окно, чтобы напустить в подъезд снега, а сами двинулись выше. Наши шаги отдавались глухим эхом, как будто подъезд этого дома был огромным желудком, который только и ждал, чтобы проглотить ещё одну жертву.
Перила неприятно липли к рукам. Входные двери каждой квартиры были открыты. С площадки третьего этажа прямо мне в лицо вдруг кинулась ещё одна жижа. Я успел прикрыться ведром и она налипла на него, пытаясь добраться до моего рта. Мидо окотила меня снегом вместе с ней. Когда пальто задымилось, я экстренно сбросил его, оторвав все пуговицы.
— Чёртовы твари, — плевался я.
— Снег в вёдрах начинает таять, поторопимся.
На последнем этаже было совсем тихо, словно ветер снаружи полностью прекратился, и на площадке не было ни одного жильца. Мы прислушались к звукам в квартире — полная тишина. Может быть они уже ждут нас, а может и нет.
Прежде чем входить мы шёпотом обсудили план действий.
— Ты же помнишь, что крышка стоит у стены на входе в комнату? — спросила Мидо.
— Ага.
— Предлагаю ворваться туда, окатить первых попавшихся снегом, остальных растолкать, используя вёдра, а потом схватить крышку и положить её на гроб.
— А если они её опять откроют?
— Не должны. Замки сработают автоматически, и вряд ли эти дурни догадаются, как открыть их без нашей помощи.
— Вот мы ворвёмся и сможем сделать это, а выходить как?
— Не догадываешься? — улыбнулась Мидо. — Тем же путём, который ты подсказал мне тогда.
— Будем прыгать в окно? Ого.
— Этот способ — имба с такой высотой сугробом.
Условившись, мы приоткрыли незапертую дверь квартиры — в коридоре не было ни души. Хотя я сам лично видел, как жильцы толпились тут повсюду. Из тёмного проёма потянуло странным запахом, — смесью мазута, подвальной сырости и чего-то третьего, незнакомого для меня.
Мы напряглись, и вместо того чтобы бежать, осторожно вошли в квартиру. Первое что мы оба увидели — у стены в комнате не было крышки гроба. Упустить её из виду невозможно, учтивая размеры.
— Этого-то я и боялась, — прошептала Мидо. — Они её куда-то упёрли.
Мы двинулись вперёд, поскрипывая досками под линолеумом.
Было очень странно видеть эту квартиру не по ту сторону окна, а самолично. В комнате с гробом тоже никого не оказалось, сам он стоял на месте, однако было в нём одно отличие, которое заставило нас с Мидо