— А все эти бинты, пластыри…

— Раны… внешне — ты анатомический театр. Весь в разрывах и ссадинах. Кое-что пришлось и сшивать.

Дархан попытался подняться, но тело, заныв, потянуло его назад.

— Хрен с тобой, пару дней отлежусь и назад поедем.

— Невозможно.

— А мне плевать. Отец сильно болеет. Понимаю, что тебе безразлично, но…

— Дархан… пойми… — присев на тахту, Алмаз потянул руку к брату.

— Это ты пойми, — несмотря на тупую, звериную боль, Дархан поднялся на тахте и, шипя от злобы, зашипел:

— Без тебя мать уже ушла. И отец уйдет. Думаешь, твоя сратая больница важнее?

— Да нельзя отсюда уехать. И тебе нельзя.

Дархан попытался дотянуться до брата, но руки не слушались. Обессилев, он свалился на тахту.

— Вот… приду в себя… все равно увезу. Все равно…

Алмаз молча поднялся с тахты и вернулся в комнату со шприцем. Несмотря на сопротивление брата, он ввел ему что-то в плечо, после чего Дархан обмяк и глубоко уснул.

* * *

Противно шипело радио. За окном капала вода. Уже светало, но Дархан чувствовал, что еще очень рано. Нестерпимо хотелось в туалет. Осторожно, насколько это возможно, он опустил ноги на пол. Поднялся. Вроде ничего. Только в ушах шумит. Шаг, еще шаг. Еще. Неплохо. Очень даже неплохо. Свет в туалете не работал, пришлось ссать на звук. Больновато. Хотелось верить, что ничего серьезного не повредил. С трудом вернулся на тахту, с удовольствием лег в постель. Тишина. Унылые многоэтажки и ни одного горящего окна. Надо еще поспать. Взгляд Дархана упал на дальний угол.

— Алмаз! Эй, Алмаз! Тебя соседи топят!

Меньше всего растекающееся по потолку и стене пятно было похоже на воду. Скорее мириады кишащих опарышей, пробирающий до ушибленных костей отвратительный шорох и запах — запах рвоты, больницы, сладковатый запах нечистот, кое-как присыпанных дешевыми химреактивами. Алмаз вбежал в комнату в одних трусах и тут же выскочил, чтобы вернуться с огромным, похожим на баллон от акваланга серебристым сосудом, который, словно огнетушитель оканчивался гибким шлангом и тонкой длинной трубкой. Открутив вентиль, Алмаз стал обильно поливать пятно шипящей, бьющей под невероятным напором струей. Пятно стало уменьшаться, а Дархан почувствовал едкий запах. Нет, это был не запах газа из перцового баллончика. Скорее хлорка. Настолько резкая и отвратительная, что уже через секунду он валялся на полу, протирая глаза и извергая из себя вчерашний бульон. Алмаз катался где-то рядом, рыгая и задевая все на своем пути. Первым пришел в себя Алмаз, который и утащил задыхающегося Дархана прочь из комнаты. А затем, слегка умывшись из ковша, долго и тщательно мыл глаза Дархана, который едва смог отдышаться в комнате с раскрытым нараспашку окном. Зажав нос тряпкой, Алмаз плотно заткнул все щели под дверью, ведущей в комнату с тахтой. Алмаз осмотрел повязки Дархана и остался недоволен. Та, что фиксировала огромный пластырь на животе, кровоточила. Уложив Дархана на свою кровать, Алмаз сменил повязку. Бинтов у него было мало, в ход пошли лоскуты изодранной простыни. Заставив Дархана выпить какую-то дрянь, Алмаз выпил и сам, а затем бросился к телефону. Дархан, который уже лет двадцать не видел таких аппаратов, с удивлением смотрел, как Алмаз крутит диск и кричит в трубку.

— Алло, Шара! Шара⁈ Она пришла! Артық пришла… Понял. Ждем…

Нажав на рычаг, он с опаской посмотрел на Дархана.

— Кто такая Артық? Что это сейчас было?

Алмаз, ткнув пальцем в круглый диск, буркнул:

— Сказала — не по телефону.

* * *

В комнате Алмаза окно было больше, а главное — намного чище. Дархан лежал на широкой кровати брата и сонно смотрел на тяжелые тучи. Давно уже они должны были разродиться крепким осенним дождем, но чего-то ждали, не торопились. Вопросы, роившиеся в голове всего лишь пару минут назад, теперь лениво плавали, словно куски жирного мяса в бульоне, варившемся на медленном огне. Апатия.

— Эй… ты что мне такого вкатил?

Алмаз бросил Дархану на кровать пустую ампулу.

— Ди…Дих…ро… — почувствовав безразличие, Дархан швырнул ампулу в сторону.

— Спи, давай. В твоем состоянии не то, что кататься по полу, подниматься резко нельзя.

Дархан лениво ухмыльнулся.

— Ты же меня хлоркой отравил.

Оглядев потолок и стены, Алмаз покивал головой.

— Лучше уж так… Если бы она тебя утащила…

В дверь громко постучали. Дархан лениво повернул голову, даже не пытаясь слезть с кровати. Пока Алмаз натягивал спортивные брюки, постучали еще раз.

— Шара, ты? — Алмаз долго открывал нескончаемые замки и засовы. Что он тут, золото скифов прячет что ли? С порога запахло дождем. Алмаз прикрыл дверь. Без всякого приветствия Шара деловито спросила:

— Ну как он?

— Крепкий. Сегодня, правда, досталось.

— Рассказывай.

— Не тут. В кухню пошли.

* * *

Как не прислушивался Дархан, как не пытался разобрать разговор, только не слышал ничего, кроме кипящего на таганке чайника, звона посуды и монотонного бу-бу-бу, из которого не понял ни слова. Он силился бороться со сном, но в этой борьбе человек редко одерживает победу. Казалось, Дархан спал всего пару минут, но очнулся бодрым и свежим. Резко захотелось до ветру. Дархан вскочил и поплелся в туалет. Шара и Алмаз все еще сидели на кухне, хотя чай давно уже был выпит, а на столе царила негостеприимная пустота. Шара и Алмаз тут же замолчали. Алмаз лишь дал Дархану ведерко и ковш.

— Воды нет. Пользуйся этим. Света тоже. На. Только береги.

Алмаз протянул Дархану небольшой черный фонарик с курком. Алмаз начал методично нажимать курок, раздалось монотонное жужжание, тусклая лампочка светилась неровно. Обычный фонарик с динамо. Тяжелый, как и все советское. Справив нужду, Дархан пошел к кровати. Комната, где он спал вчера, была заткнута тряпками и, несмотря на это, из нее жутко тянуло хлоркой. Сделав вид, что закрывает в туалет дверь, Дархан оставил небольшую щель. Судя по всему, Шара и Алмаз не заметили, потому что продолжили беседовать, не понижая голос.

— Закир все равно до него доберется.

— Ну и что с того, скажу, что брат.

— Брат, — Шара сардонически рассмеялась, — да он сейчас никого не щадит. А тут — чужак. Алмаз, пойми, кончились спокойные времена. Люди Закира