— С мутантами получается лучше всего, они послушные, вялые и на все согласные. Тут уж он в портки точно надундолил! Гарантирую! Жалко что никто этого не видел, но я и так знаю: надундо-олили его святейшество, надундолили от всей души!

Конечно же он сегодня герой наш Вельзевул — тощий, голенастый, костлявый Повелитель Мух, он же Рмоахал, он же Главатль, он же Тольтек, достойный наследник расы древних атлантов, силой слова и мысли повелевавших животными и растениями. Он находит управу на непобедимого владыку. Он принуждает его отказаться от злобных замыслов. Он заставляет его надундолить в портки. Его обнимают за костлявые плечи, похлопывают по сутулой спине, треплют ему и без того растрепанную гриву. Матвей расчувствовавшись пытается его даже облобызать.

СЦЕНА 29/6

Пир победителей

Но главным образом занимаются все не Вельзевулом, а подготовкой пира победителей: откупоривают принесенное с собой пойло, раскладывают по тарелкам снедь, требуют у хозяина вилки-ложки.

Они выслеживают Аятоллу и ведут его по городу с самого утра.

Герой-Матвей вцепляется в его ослепительно белый «Мерседес», как бульдог в штанину и не отпускает гада от себя ни на шаг. И это у него получается вполне профессионально, если не считать случая на углу Московского и Фрунзе, где он чуть не впиливается юзом в белую роскошную корму. Однако Бог спасает.

Герой-Андрей проводит переговоры с противником на недосягаемой для обыкновенного человека дипломатической высоте: давит гада личным превосходством и вне всяких сомнений переигрывает матершинника Семена с его сраным пистолетом.

А что касается героя-Юрки-Полиграфа, то он как всегда точен, однозначен и чисто конкретен. За все эти подвиги выпито с бурным энтузиазмом и даже с некоторой жадностью, вновь наполнено и вновь выпито же. В головах шумит теперь уже и от спиртного тоже. Матвея тянет спеть и он незамедлительно поет — старинное, давно уж всеми позабытое и вышедшее из употребления, но вечно прекрасное:

— По дороге в Бигл-Добл, где растет тенистый топ’л, — и Вельзевул тотчас же подхватывает «четвертым голосом», — Шел веселый паренек, не жалел своих сапог, веткой вслед ему махал топ’л.

Выясняется вдруг что песню эту знают все и все почему-то встают со стаканами наизготовку, торжественно и разом, словно при исполнении любимого гимна.

— Знал веселый паренек, ждет любимый городок, ждет его родной Бигл-Добл!

«Что за чертовщина, — думает Вадим, старательно выводя энергичные синкопы, — Что это нас разобрало вдруг?»

Мысли у него цепляются друг за друга и путаются, превращаясь в «бороду», знакомую каждому рыболову. И из какой-то неожиданной петли вдруг выползает:

«Эволюция уничтожает породившие ее причины»

СЦЕНА 29/7

Не суди!

Это надо бы обдумать. А впрочем зачем? Может быть наоборот ничего не обдумывать, а лучше еще раз выпить и потом снова налить. В конце концов плевать мне на эволюцию. Вообще. Главное, что все мы здесь братья навсегда.

— Не суди, брат! — это Юрочка-полиграф вмешивается.

— А кто собственно судит? Я? И не думаю даже. Страшный суд. Районный.

«Решение районного Страшного суда утверждено в городском Страшном суде и теперь будет опротестовано в Верховном Страшном суде», а-ха-ха!

И тут Андрей объявляется рядом, обнимает Вадима за плечи и принимается ласково уговаривать его поехать с ним куда-то… Куда-то далеко, в непроизносимую даль. Там у него есть страна холмов сорок семи озер. И там надо будет отлавливать раков. Там водятся раки, разноцветные и тяжелые, словно из золота… Собственно они и в самом деле из золота: они вытягивают золото из воды, а из ила — молибден, уран… Каждый такой рак — пара тысяч баксов, но разве в баксах дело?

— Чудак, да я же для твоей пользы. Знаешь: уйди от зла — сотворишь благо.

— Знаю: уйдя от блага, не содеешь зла…

— Какое там благо: сожрут они тебя. Сегодня мы тебя отмазали, а завтра зазеваемся, и они тебя — ам!

— Ты ничего не понял, — говорит ему Вадим, — У меня все хорошо. А-атлично! Давай выпьем.

СЦЕНА 29/8

И что с этим делать?

— Да тише вы, — орет вдруг Матвей и произносит несколько слов, — Твой Интеллигент-Профессор побеждает в первом круге, шестьдесят восемь процентов. Чистая победа!

— Ну? — говорит Вадим.

— Пальцы гну! — рявкает Матвей, — Экзитпол опубликовали.

— У кого победа? — спрашивает Вельзевул, — Я понимаю медленно, но всегда!

— У Профессора!

И все смотрят на Вадима, а он пожимает плечами.

— Так я что вам все время пытаюсь втолковать… — говорит он проникновенно, — Только вы же не слушаете.

Все молчат. Все мгновенно протрезвели.

— Я же тебе говорю, — говорит Вадим, обращаясь к Андрею, — У меня все о’кей.

— То есть ты сделал это? — говорит Андрей медленно.

— Ну. А что тут такого?

— Что тут такого? — повторяет Андрей, — Он спрашивает, что тут такого?

— Сделал и сделал, — говорит Вадим, — Вот если бы я еще понимал как?

Андрей говорит: — Он нас спрашивает, как? Нас!

А Юрка-Полиграф говорит: — То есть получается мы зря корячились? Или не зря?

А Вельзевул говорит: — Ни хрена себе, уха! Ты сам-то в это веришь?

А Матвей говорит: — Ну и что мы теперь будем с этим делать?

И это единственно правильный вопрос. Только вот знает ли кто-нибудь на него ответ?

СЦЕНА 29/9

Концепт

— Друзья мои, братья! — с пафосом говорит протрезвевший Вадим, держа в правой руке рюмку и с улыбкой оглядывая собравшихся — Я долго думал… Страдал… И сейчас я сделаю Вам предложение. Концептуальное. От которого нельзя отказываться! Так говорил товарищ Корлеоне-старший.

Все поворачивают к нему головы.

— Аятолла прав, я, хм-м, с некоторых пор… э-э-элемент эволюции. Но по одиночке и меня и всех нас всех рано или поздно эта эволюция передавит. По одиночке мы «бессильные мира сего» как метко заметил Богдан. Ничего мы толком не можем и никуда не стремимся. «Метко заметил», а-ха-ха, претензия на каламбур дня!

Богдан горько усмехается. Именно так он тогда и сказал: — «Бессильные мира сего».

— И Сэнсей прав… Бог отсыпал нам столько… в сравнении обычными людьми. А мы что? Да ничего… прожигаем. Никто же отчёт с нас не спрашивает, а мы и рады.

Глухое молчание. В общем-то все согласны с такой постановкой вопроса.

— Признаюсь, до сегодняшнего дня я не до конца понимал силу коллектива, силу дружбы! Вон какого жульмана