— Слышали про такого, Эраст Бонифатьевич зовут? Педераст Бонифатьевич от Аятоллы. Если бы у меня была под рукой двустволка, я бы набил этой суке морду, но боюсь что он уже мёртв. Я уже убил его и ещё четверых его подельников, а-ха-ха!

— Отдай стакан, говорю!

— Св-вбоду Вадиму Христофорову!

СЦЕНА 23/2

Часы

Напольные часы, мрачная черная башня, всхрапывают и ударяют. Часы эти старинные, немецкие, привезенные из Веймара в счет репараций. Они размеренно отрабатывают свое «хр-р-баммм!» восемь раз подряд и стихают.

И Юра-Полиграф произносит:

— Ей-богу, встать хочется!

И все переглядываются, и улыбаются, и почему-то всем делается хорошо. Всем, кроме Вадима, которому становится плохо. И Матвей с Маришкой поспешно уводят его в ванную, а остальные вновь гомонят. Главным образом для того, чтобы заглушить мучительные звуки из ванной.

— Настоящих жуков больше не осталось. А я еще застал жуков-носорогов — Oryctes nasicornis. Под Лугой их было довольно много. Но вот жука-оленя живого не видел ни разу. Сейчас все они исчезли навсегда. Бронзовка обыкновенная Cetonia aurata заделалась редкостью. Жужелицы крупной на огороде не встретишь.

— А в Японии жуков до черта. Их там разводят.

— Боксёру открывает жена. Руки опущены, подбородок открыт…

— Машка, женушка моя дорогая! Родила? Сколько? Трое? Мои есть?

— А ты представь себе «Ревизора» с точки зрения современного чиновника. История про то, как мелкий проходимец и негодяй обманул приличных и порядочных людей.

— Между прочим, я только к старости узнал, что Ольга, оказывается, была сестра Татьяны.

— Господи! А кто же она тогда была, по-твоему?

— Ну, не знаю, брат. Приятельница. Подружка. «Скажите, девушки, подружке вашей».

СЦЕНА 23/3

Капкан

Маришка снова появляется, растерянная и встрепанная.

— Ну и ну, — говорит она и опускается на ближайший стул.

Андрей произносит с недурным французским прононсом:

— Monsieur Christoforoff va s’animaliser.

А Вельзевул осведомляется деловито:

— Уложили?

— Там с ним Матвей, — отвечает Маришка невпопад, — Ребята, он так долго не протянет, надо что-то делать, честное слово. Богдан ты не хочешь им заняться?

— Нет! — говорит Богдан так резко, что все сразу же замокают и теперь смотрят на него. Даже Тенгиз. Даже опекуемый Вова.

— Извини меня конечно, но почему? — спрашивает Маришка беспомощно, — Он же сейчас, совершенно очевидно, твой клиент.

— Я предпочел бы не давать объяснений, — говорит Богдан таким тоном, что разговор прекращается.

— Что ты выяснил? — спрашивает Тенгиз, переведя тяжелый взор свой на Страхоборца, — Ты узнал что-нибудь?

— Да. Я узнал что Аятолла замечательная личность и что у него есть два слабых места.

— Целых два? — говорит Юра-Полиграф, — Да он у нас просто слабак!

— Первое, он любит жену. Второе, он любит сына.

— Сын маленький? — осведомляется Юра.

— Десять лет.

Некоторое время все молчат и только Маришка оглядывает всех по очереди постепенно закипая.

— Это не для нас, — говорит она решительно.

— Но он-то этого не знает, — возражает Страхоборец.

— И думать на эту тему не хочу, — говорит Мариша, — И вам не разрешаю. Забудьте!

— Ты скажи это Димке, — мрачно предлагает Тенгиз, отводя глаза.

— Скажу, не беспокойся. И он со мной согласится. Со мной, а не с тобой.

«Ну, это, положим, дело темное и отнюдь не очевидное, — думает Богдан, но в дискуссию ни с кем не вступает, а только спрашивает Тенгиза, — Подобраться к нему вплотную можно?»

— Можно, — говорит Тенгиз.

— Так за чем же дело стало?

Тенгиз не отвечает, как бы находясь в затруднении. Все смотрят на него и ждут.

— Слишком уж легко к нему подобраться, — говорит наконец Тенгиз медленно, — Мне это не понравилось.

— То есть?

— Я прошел к нему в офис свободно, блин, как в собственный сортир. Его не оказалось на месте, но все равно, легкость эта, вседозволенность. Там же охраны должно было быть как в Кремле. Тут что-то явно не так, блин. Так не бывает. Мне показалось, что это западня. Капкан для дураков.

СЦЕНА 23/4

Арахнофобия

Появляется Матвей, запыхавшийся, но веселый.

— Слава тебе, Господи, — говорит он, — Задрых наконец. Ну что вы тут без меня решили?

— У него есть еще одна слабость, — говорит Страхоборец уклоняясь от ответа на вопрос, — Он страдает арахнофобией.

— Это еще что за зверь такой? — осведомляется Юра.

— Он боится пауков, жуков, мокриц и всего такого.

— О! Это интересно! — оживляется Вельзевул, — И сильно боится?

— Было сказано, до смерти. Как ребенок.

— Отдайте его мне! — говорит Вельзевул радостно, — Где он живет? Адрес?

— Он живет в Царском Доме. Тебя туда не пустят.

— Ничего! Тенгиз проведет.

— Хрена, — говорит Тенгиз, — Это Царский Дом, там все на автоматике.

— Ну нет, и не надо, — легко соглашается Костя, — Чего мне там у него в квартире делать? И так прекрасно обойдусь.

Все смотрят на него с ожиданием, а он сияет и радуется, даже на стуле подскакивает от удовольствия. Он уже понял решение, Дуремар заполошный. Потом он вдруг перестаёт сиять, морщится, отчаянно чихает в торопливо сложенные ладони и тотчас же под грозным взглядом Маришки лезет в карман за марлевой повязкой.

— Накаркал ты мне, Вова, — гнусаво говорит он укоризненно моргая слезящимися глазами, — Опекуемый хренов. Куда только твой опекун смотрит.

Богдан говорит:

— Опекун все-таки хотел бы окончательно понять, о чем здесь у нас идет речь. Мы же знаем Димку сто лет. Он же выдумщик, артист, почему я должен ему верить?

— Ну, знаешь! — говорит Матвей, ошеломленный и возмущенный одновременно.

— Нет уж, позволь! В прошлом году он устроил нам спектакль по поводу падения дойчемарки. В позапрошлом году мы все, как идиоты…

— Перестань, Благоносец. Не срамись, — Матвей наливает себе водки, — Не знаешь, не берись и судить. Видел бы ты его этой ночью.

— А что такого особенного произошло этой ночью?

— Да, он подыхает от чувства вины и собственных открывшихся возможностей, понимаешь? Немного изменил будущее и выиграл большие деньги. Опять немного изменил будущее и убил кучу людей. И всё это в связи с Аятоллой. И он действительно не знает, что ему со