— У меня есть два старинных пистолета, — говорит Андрей, — От предков достались. Очень старые, пушкинских времен, а может быть и еще старее. Один даже со штыком.

— Со штыком? Зачем?

— Ну как же. Выпалил, промахнулся, коли басурманина штыком.

— Понятно. Да, это то самое. Вы собираетесь их ему продать?

— Возможно.

— Хм-м!

— Ну может быть не продать, — говорит Андрей легко, — Может быть подарить.

— Богатая идея, — замечает Есаул, раскуривая новую сигарету.

— А вы не смейтесь. Вы небось Бог знает что обо мне подумали. А ведь я всего-то и хотел бы встретиться с ним, поговорить, подружиться, попросить кое о чем.

— Это как раз несложно, — возражает Есаул, — Дондуреева, шесть. Там его офис. Там он бывает каждый божий день, включая субботу и воскресенье. С десяти до шести. Ради бога, приходите, записывайтесь на прием.

— Так просто?

— Проще простого.

— В любой день?

— В любой день. Если он конечно вообще в городе.

— Это замечательно, — говорит Андрей, — А где он живет?

— Дома он не принимает. Никогда и никого.

— Ах, вот как. И все-таки?

— Обратитесь в справочное, — холодно говорит Есаул.

СЦЕНА 20/5

Взял!

Некоторое время они молчат. Есаул курит, время от времени поглядывая на Андрея со спокойным ожиданием. Андрей вытягивает из нагрудного кармана длинный узкий конверт и с полупоклоном предлагает его Есаулу.

И тут происходит заминка. Долгую секунду Есаул смотрит на конверт оставаясь в неподвижности. И Андрей сразу же вспоминает, что ему было сказано по этому самому поводу:

«…но если не возьмет, тогда молись. Тогда тебе лучше сразу уезжать отсюда и куда-нибудь подальше, за бугор, в Тасманию»

Есаул протягивает руку и принимает конверт. Не заглядывая внутрь суёт его в карман пальто. А Андрей тем временем вспоминает и начало фразы:

«Если он возьмет гонорар, это вообще-то еще ничего не значит, но если не возьмет…»

— Благодарю Вас, — говорит Есаул вежливо, — Надеюсь Вы удовлетворены?

— Вполне.

— Может быть у Вас есть еще вопросы?

— Пожалуй что и нет.

— Тогда послушайте бесплатный совет. Оставьте эту затею.

— Какую затею?

— Не знаю. Вам виднее. В любом случае, оставьте. Ничего не получится. Не Вы первый, не Вы последний.

— А почему Вы думаете что ничего не получится?

— Ну например потому, — говорит Есаул, — Что я разумеется сообщу ему об этой нашей беседе.

— Ха! — говорит Андрей, развеселившись, — Ловко! А как же конфиденциальность? Была ведь обещана полная конфиденциальность.

— Я предупреждал Вас что Вы задаете опасные вопросы.

— Не бывает опасных вопросов, бывают опасные ответы.

— Верно. Но в данном конкретном случае это одно и то же.

СЦЕНА 20/6

Андрей

— Слава Богу что Вы ничего обо мне не знаете, — говорит Андрей, — Вы опасный человек, Корней Аверьяныч. Вы опасней моих вопросов и уж заведомо опасней своих собственных ответов.

— Почему Вы решили что я ничего о Вас не знаю? Я знаю о Вас все что необходимо и вдобавок еще много совсем ненужного.

— Да? Например?

— Я знаю сколько Вам на самом деле лет. Сколько раз вы были женаты, сколько у вас детей, сколько внуков. Я знаю как Вы искали Шамбалу. Гора Кайлас. Долина Смерти. Обитель Голодного Черта. Все знаю! Как раскапывали Кала-и-Муг и чем у Вас там все кончилось. Как ныряли за «Черным Принцем». Долго перечислять.

Есаул продолжает:

— Вы человек бесстрашный, но при этом очень расчетливый. Отсутствие страха сочетается у вас со звериной, прошу прощения, точностью поступков. Вы инстинктивно выбираете каждый раз самый правильный маршрут и самый ловкий финт, чтобы миновать опасность. Отлично поете и недурно бренчите на гитаре. И еще многое. Продолжать, нет?

Андрей выслушивает все это, сохраняя вид самый что ни на есть доброжелательный и в то же время ироничный. Вместо ответа он цитирует:

— «Женился Иван Дурак на Василисе Прекрасной, и стала она Василиса Дурак».

— Да-да, об этом я тоже слышал, большой знаток анекдотов.

— Oh, yes! Здесь я на коне.

Есаул пожимает плечами:

— Тогда расскажите самый последний, — предлагает он.

— Последний? — переспрашивает Андрей, улыбаясь.

Есаул не отвечает. Молча смотрит прозрачными глазами, которые у него вдруг делаются неподвижные, как у фотографии.

— Пожалуйста, — говорит Андрей, — Собирают грибы Ленин с Дзержинским. И вдруг за деревьями появляется еще какой-то грибник. Ленин хватает Дзержинского за шинель и кричит: «Феликс Эдмундович! Батенька! Что же Вы смотгите. Стгеляйте же скогее!». Дзержинский — ба-бах! Ленин подбегает к трупу, переворачивает его ногой и говорит с удовлетворением: «Навегное, меньшевик».

Есаул улыбается — исключительно из вежливости.

— Какой же это последний? У этого анекдота седая борода росла, когда я еще под стол пешком путешествовал.

— Наверняка. Я его рассказал исключительно по наитию.

— То есть?

— Словечко Ваше — «последний» — навеяло, знаете ли.

Есаул снова улыбается и снова без всякой охоты.

— Да. Вы не робкого десятка, Андрей Юрьевич.

— Безусловно. Истинно так, Корней Аверьянович: совсем не из робкого. Так и передайте.

На этой оптимистической ноте стрелка благополучно завершается. Без никаких жертв и разрушений. И можно теперь со спокойной совестью отправляться к Тенгизу. Он уже опаздывает, но это уж как водится. Все опаздывают. Никогда не опаздывает только тот, кто ничего не делает.

Сюжет 21. Кафе на Дондуреевой улице

СЦЕНА 21/1

До полудня Тенгиз успевает принять троих «расслабленных» и заряженный мучительным отвращением к себе и ко всему миру отправляется на Дондурееву улицу, дом шесть. Там напротив кафе и весь народ из логова Аятоллы имеет обыкновение в этом кафе обедать. Тенгиз занимает столик у окна и заказывает чохохбили из баранины, зелень и хачапури:

— Выпить? Минералку, пожалуйста. Любую. С глубины пять тысяч метров? Очень хорошо, давайте с глубины.

А по ту сторону — светло-желтый двухэтажный особнячок с трогательными башенками на крыше. С двумя широкими проездами во внутренний двор по обе стороны от роскошного парадного, сияющего безукоризненными стеклами и резьбой по черному дереву. И ни одного человека охраны в пределах видимости. И даже своеобычных слепо настороженных телекамер. И никаких досок с золочеными буквами, рекламных плакатов, неоновых надписей по краю крыши и прочих купеческих банальностей.