удар. Я не поняла всего, что он сказал, но, похоже, в том, что… что отца поразил Бог, сомнений нет.
Меня охватило глухое раздражение — разговоры о вмешательстве Провидения порядком надоели. Люди болеют, иногда их удается вылечить, иногда — нет. Но стоит ли во всем усматривать Божью кару? Разве это не одно из многих проявлений несправедливости нашего мира — хорошие люди болеют и умирают, а негодяи процветают?
— Это был диагноз врача? — поинтересовался я, стараясь не показать явного скептицизма.
— Ну, нет. Он назвал это… апоплексическим ударом. Но… — Эстер сжала мое запястье. — С учетом всего, что произошло здесь за последнее время, трудно найти иное объяснение. — Сестра порывисто вздохнула. — Вскоре после того, как доктор уехал, у отца случился второй удар, и… на этот раз он не выдержал.
Я уставился на нее, не зная, как задать следующий вопрос, ответ на который страшил меня.
— Ты хочешь сказать… он… он…
— Умер в ту же ночь.
На глазах у меня выступили слезы. Я опустил голову и снова подумал о списке моих потерь: Элизабет, моя юность, моя сила, а теперь отец… И вновь непрошеным гостем в памяти всплыли слова:
«Но простри руку Твою и коснись всего, что у него есть, — благословит ли он Тебя?»[20]
Я плакал.
Глава 11
Впереди показались стены Нориджа. Я придержал коня. Возле ворот Святой Магдалины выстроилась вереница повозок, ожидавших въезда в город. Спрыгнув на землю, я подумал, что выздоровление Бена, как и мое собственное, было единственным благословением Небес, которого я удостоился за последние месяцы. Рана моя заживала, и с каждым днем я мог все свободнее передвигаться и работать на ферме, почти так же, как до ухода на войну.
Небольшая арендная плата была собрана, падеж скота прекратился. И я с неохотой стал думать о возвращении в армию, зная, что после того, как здоровье мое поправится, а отпуск закончится, мне придется уехать. Но прежде нужно было покончить с делами.
Они похоронили отца, пока я лежал в беспамятстве. Эстер без тени смущения рассказала о помощи, которую оказал Джон Резерфорд, явившийся на следующий день, чтобы обыскать дом. Обыск ничего не дал, что неудивительно, зато он нашел Эстер, рыдающую над трупом отца, и хозяина дома, погруженного в сон настойкой лекаря.
Рассказ сестры поразил меня: я никак не ожидал, что охотник за ведьмами окажется настолько практичным и щедрым. Он заплатил за визит врача, проследил, чтобы свидетельство о смерти было оформлено должным образом, и организовал похороны. Само собой, все расходы будут ему возмещены, я не намерен оставаться в долгу перед Резерфордом. Однако следует признать: помощь пришлась как нельзя кстати. Но гораздо больше меня беспокоил другой вопрос, хотя я предпочел не делиться своим беспокойством с Эстер: какой еще платы потребует Резерфорд за свою услугу?
Кончина моего отца совершилась буднично и бесславно: минимум обычных религиозных обрядов и никаких духовных приготовлений. Возможности сочинить некролог у нас тоже не было, так что на его погребении присутствовало совсем мало народу. Тем не менее я утешал себя мыслью о том, что из всех известных мне людей отец как никто был готов к Небесам, если такое место все же существует: скромный и трудолюбивый, он всегда являл живое милосердие к ближнему и неустанно заботился о спасении своей души. Если за ним и числились какие-то тайные грешки, то они действительно были хорошо скрыты от посторонних глаз.
Но в нашем, земном, мире никто не может позволить себе пренебрегать репутацией. Поэтому-то я и отправился в Норидж — разузнать правду о Криссе Мур и защитить доброе имя отца. Кто такая эта Крисса? Каким образом она оказалась в наших краях и как попала в наш дом? И не случалось ли ей в прошлом разрушать жизни других мужчин?
Однако я не ожидал, что мне удастся отыскать Люси Беннетт, полагая, что либо девица Мур выдумала эту женщину, которая якобы может замолвить за нее словечко, в надежде отсрочить судебное разбирательство; либо, если Люси действительно существует, она, скорее всего, ведет беспутную жизнь и я вряд ли застану ее по указанному адресу. Возможно, она шлюха или сводня. Но коль скоро речь шла о чести моего отца, я должен был попытаться. А вдруг сведения о прошлом Криссы Мур помогут мне опровергнуть ее россказни об отношениях с Ричардом Тредуотером.
Но прежде чем отправиться в Норидж, я навестил судью Мэйнона. Мне хотелось еще раз поговорить с его узницей, чтобы хорошенько расспросить о том времени, что она провела у нас на ферме, и, может быть, заставить рассказать чуть больше, чем в нашу первую встречу.
Мэйнон принял меня с прежним радушием, но в ответ на мою просьбу печально покачал головой:
— Нет, Том, я не могу этого позволить. У нас на совести и так уже две смерти, к которым — даже если мы оставим в стороне обвинения в колдовстве, — я уверен, причастна Крисса Мур. Да к тому же, если бы я и согласился, девицу все равно невозможно заставить говорить.
— Она по-прежнему молчит?
— Ни слова. Ничего не отрицает, ни в чем не признается. Смерть женщин взбудоражила город. Люди настроены против нее, что неудивительно. Они требуют, чтобы я перестал церемониться и применил более жесткие меры — может, это развяжет ей язык. Не то чтобы я готов пойти у них на поводу, но все же… — судья тяжело вздохнул.
Джоан и ее мать похоронили на деревенском кладбище, многие жители оплакивали их кончину. Смерть семьи Гедж тяжелым грузом лежала у меня на сердце. Они много лет были тесно связаны с нашей семьей. И если Крисса Мур действительно причастна к их гибели, она представляет серьезную опасность. Если же нет и бедняжки сами свели счеты с жизнью, это будет воспринято как признание их вины — нет, конечно, никакие они не ведьмы, ибо ничто не заставит меня поверить в такие вещи, — но все решат, что женщины находились в сговоре с нашей служанкой, как и утверждала Эстер. В этом случае Крисса Мур — неважно, носит она ребенка моего отца или нет, — рискует стать жертвой величайшей несправедливости. Как ни старался я отмахнуться от этой мысли, она преследовала меня.
Погруженный в невеселые раздумья, я миновал городские ворота, и копыта Бена зацокали по булыжной мостовой. Норидж казался мне огромным; правда, в те времена я еще не видел Лондона и понятия не имел, как выглядит по-настоящему большой город. Я не любил