папа,— Тут перезарядка меньше минуты. Главное, у нас есть адрес! Пора нам навестить этого профессора Сёмина!
  13. Шарик меняет конфессию
  Дядя Фёдор говорит коту:
 — Надо что-то с Шариком делать. Пропадёт он у нас. Совсем от тоски высох.
 Матроскин смотрит как пёс и трактор по двору ведром в футбол играют и говорит:
 — Что-то не похож он на высохшего от тоски. Ты посмотри, как бегает. Ему надо в спорт высоких достижений, рекорды ставить…
 Тут Митра увлёкся и ведро с громким скрежетом раздавил.
 — Это он всё для вида,— возразил мальчик,— а глаза у него грустные.
 — И как ты предлагаешь его развеселить?
 — Ему цель какую-то надо, какое-то занятие. Вот мы с тобой книжки читаем, построения пробуем разные, опыты ставим, а Шарик вроде как и ни при чём.
 — Дядя Фёдор,— Меланхтон, сын Мелхесиаха посмотрел на мальчика с укоризной,— вот ты вроде что-то сказал, а ничего внятного не озвучил. Ты бы что-нибудь по существу предложил, что-то, что сделать можно.
 Дядя Фёдор задумался. У взрослых в телевизоре получалось так часами говорить и никто им не возражал. Возможно, потому что у них не было Матроскина.
 А потом он придумал.
 — А пускай наш Шарик шаманизмом займётся.
 — Э нет…— махнул лапой кот,— шаману должны духи помогать. А Шарику разве что его блохи помогать будут.
 — А я вот попрошу без этих ваших… инокуляций!— потребовал пёс, который уже несколько минут у них за спинами стоял.
 — Инсинуаций,— терпеливо исправил его Матроскин.
 — И без них тоже. Я, между прочим, моюсь регулярно. И шаманом я быть не хочу. Я про тупилаков слышал.
 — И-и-и?— с интересом во взгляде протянул кот.
 — Так а где мы тут ребёнка возьмём на запчасти? Я дядю Фёдора обижать не буду!
 — Шарик, ты — балбес!— тепло, по-отечески заметил Матроскин.
 — Может быть тебе какая-нибудь религия нужна?— поинтересовался дядя Фёдор,— Какой-нибудь иудаизм?
 — А что,— Матроскин критически посмотрел на Шарика,— мордой ты, конечно, не вышел, но можно тебя записать в какие-нибудь субботники.
 — Ни на какие субботники я не пойду,— решительно отказался пёс.
 — Ну вот!— обрадовался кот,— самый тот вариант!
 — Может быть лучше в зороастрийцы?— предложил дядя Фёдор,— Собака в зороастризме — священное животное! Будешь ты Виш-хаурва, сторожевая собака.
 — Так я и так сторожевая собака,— вздохнул Шарик,— безо всякой вашей шаурмы.
 — Ну вот, ты сейчас просто так сторожевая собака,— обрадовался Матроскин,— а так ты будешь сторожевой собакой под покровительством Ахуры Мазды!
 — Ладно тебе. Тут вон вся деревня, небось, была под чьим-то покровительством. И где они теперь?— сердито ответил Шарик.
 — С козырей зашёл,— кот нахмурился.
 — Я понял!— обрадовался дядя Фёдор,— Шарику в язычество надо!
 — Какое именно?— осторожно поинтересовался Матроскин?
 — А какая разница?— улыбнулся мальчик,— Вон, у папы была «Велесова Книга» издательства Анненербе, с автографом автора. Тут главное найди дерево подходящее и что-нибудь на нём вырезать.
 — В таком случае, видел я подходящий дуб, по другую сторону деревни,— кивнул Матроскин,— мы там такое капище отгрохаем — ни у кого такого нет.
 — Так тут вообще капищ нет,— нахмурился Шарик.
 — Вот именно!— радостно воскликнул кот,— У нас будет самое главное! Мы из тебя, Шарик, волхва сделаем!
 — Делайте хоть чучело! — говорит Шарик. — Вы ж всё равно от меня не отстанете, пока не причините мне добра по самую маковку.
 И стали они на капище собираться. Дядя Фёдор пошёл тр-тр Митру готовить, а Матроскин Мурке сена подбрасывать. Он ей открыл дверь коровника и сказал:
 — Мы дом на тебя оставляем. Если Печкин появится, ты с ним не церемонься. Рогами его. А вечером я тебя чем-нибудь угощу.
 Корова на него посмотрела очень неоднозначно. Только Матроскин этого взгляда всё равно не понял.
 Дядя Фёдор тр-тр Митру подозвал, подкинул в лоток подвернувшуюся курицу и сел на шофёрское кресло. Шарик рядом устроился, а Матроскин — наверху. И поехали они делать Шарика волхвом.
 Митя тарахтел радостно и вовсю работал колёсами. Увидит лужу — и по ней! Так что вода во все стороны веером. Молодой ещё трактор! Новенький. А если он кур встречал на пути, он тихонечко подкрадывался и только перья от бедных птиц по всей дороге разлетались. Замечательная была поездка.
 А чтобы не скучать, Митра придумал загадки друг-другу загадывать. Очень им это дело понравилось. И так они загадками увлеклись, что чуть не въехали в дуб на полном ходу.
 Он был, вероятно, в десять раз старше берез, составлявших лес, в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными суками и корой, заросшей старыми болячками. С огромными, неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами.
 — Заводи мотор!— сказал Матроскин.
 Дядя Фёдор рванул тросик, бензопила заурчала. Совсем немного он поработал и старый дуб, весь преображенный, украсился рожей идола.
 Не сказать, чтобы у дяди Фёдора идол получился внушительным — всё-таки бензопила весила почти как половина мальчика. Зато дядя Фёдор очень старался. Так что глаза у идола были серьёзные и хмурые, а рот недобро ухмылялся.
 — Ну, Шарик, следуй зову Рода!,— предложил Матроскин.
 Пёс посмотрел внимательно на кота, на дядю Фёдора, переспросил:
 — Точно?
 — Безусловно,— подтвердил кот.
 Шарик расслабился, обежал вокруг дуба, задрал лапу и…
 — Знаешь, дядя Фёдор,— сардонически сказал Матроскин,— я думаю, что Шарику лучше всего будет оставаться тем, кто он есть. А что он грустный ходит — это не беда. Будем считать, что это кризис собачьего среднего возраста. Ты, главное, не удивляйся, если он ирокез выстрижет и будет всякие странные песни напевать.
 — Так что, я волхв теперь?— спрашивал Шарик.
 — Самый натуральный,— кивал Матроскин,— я бы даже сказал — друид. Вон ты как старательно дерево полил.
 Только Шарик что-то не очень повеселел. И даже совсем загрустил. Зашёл за дуб, поднялся выше по холму мимо берёз.
 — Куда это он?— поинтересовался дядя Фёдор.
 — Оставь,— махнул лапой кот,— ему, может быть, одному побыть надо.
 — Эй, идите сюда!— раздалось с вершины холма.
 Мальчик и кот взбежали вслед за Шариком и замерли.
 За холмом открывалось огромное поле. В поле, точно по линеечке, стояли рядами не то кресты, не то деревья,