— Скучно, не правда ли? — спросил я у Консервы, стоявшей в проходе у пещеры. Та не нашла ответа, только и смотрела на трупы монстров. — Вот ты душная как сауна. Нет бы сказать хоть что-то, а ты втыкаешь в окружающее пространство как умалишённая. Если бы мне предложили отдать все мои деньги и имущество, или таскаться с тобой, то я бы с удовольствием спал в подворотнях голышом.

Консерва что-то попыталась возразить, но я приказал девке проваливать из тоннелей и ждать на выходе. Заодно пусть у циклопов найдёт парочку копий. Они понадобились, когда я срезал кожу со спины и живота старой верлиоки и всучил кожу девке со словами приколоть к земле и счистить жир. Нести проще будет, тем более что нести Консерве.

Пока девка чистила кожу — я ещё разок внимательно прошёлся по тоннелю, в поисках трофеев. Те остовы от повозок явно принадлежали пропавшему каравану церковников, и я никогда не поверю в россказни об их нестяжательстве. В одном из ответвлений нашёлся импровизированный склад с награбленным барахлом: в самом конце прохода сиротливо стояли несколько ящиков с бочкой, а в них ткани, инструменты и прочее. Чего-то пристойного или интересного не нашлось, но я повеселел в ответвлении рядом с финальной пещерой.

На стенах висели черепа человеческие и всяких животных, а в выдолбленной в земле выемке стояла увесистая шкатулка. На свету её содержимое переливалось бы золотом и серебром, а также белым, синим, красным, зелёным и прочими драгоценными оттенками. Рядом, прислонённым к стене, стоял меч. Ничем не примечательный внешне, но от рукояти к лезвию перетекал поток магической энергии, а в толще клинка заметны два уплотнения магии.

— Что там у тебя с душой? — спросил я у Консервы, выйдя из тоннелей. Девка как раз закончила срезать крупные куски жира с кожи.

— На четыре «ступени» больше, господин, — с восхищением проговорила девка, не веря в такой огромный результат за один день. — Двадцать единиц «величий» и четыре единицы «свершений».

— Последнее всё в «Чувство магии», доводи до десяти. А все «величия» в «Силу души» или что там у тебя шестым идёт.

— «Величие души».

— В него и вноси, как я тебе и приказывал.

Остроухая зашептала молитву, вызывая подобие лог-файла. Вскоре она зашептала ещё раз, прося одного из Тонов внести очки «характеристик» и «навыков» в нужные места. Теперь у Консервы пятьдесят «Магии», это пятьсот «маны», но нужно иметь хотя бы тысячу, чтобы не впустую портить искусственные камни маны.

Я передал Консерве трофейный магический меч. Пускай привяжет его к себе, оценит, изучит вписанные в него заклинания и как ужаленная в жопу мотается по заданиям, вычищает логова монстров и прочее. Подключённого к сигнальному контуру камня маны без подзарядки хватит на месяц, так что разрешу остроухой отправляться на задания в ближайшие города и с караванами ездить охранником. Это дополнительный «опыт», и новые «уровни».

Шкатулку с драгоценностями я собирался осмотреть уже в лагере. Там есть что-то магическое, его бы отнести к оценщику в следующем городе, а остальное оставить Консерве на продажу.

К лагерю мы вернулись поздно, на деревьях в вечернем полумраке плясал оранжевый свет костра. Консерва едва переставляла ноги от усталости, волоча на плечах дурнопахнущую кожу и сумку с трофеями. По отходу от циклопов она спрашивала про отданный меч, про разрешения ездить в соседние города и прочее — но уже через час заткнулась. Она устала, а я и вовсе говорить не хотел.

Настроение испортилось, но не из-за тремора в руках, несколько уменьшившегося за последние дни — мне хоть и хотелось напиться, но в пути я себе этого не позволю. Я просто понял, почему Налдас так себя вёл, тогда, ведя меня в академию. Почему так искал битвы, почему прятал магическое кольцо в поясе, и почему практически не пользовался «умениями», зачищая лагерь гоблинов.

Я помню, как ксаты в той злосчастной миссии обозначили Налдаса «Старейшим». Он явно разменял не одну сотню лет, добрался до высоких «уровней» и изучил много «умений» и «навыков». И обычные битвы для него потеряли свой азарт и вкус. Именно поэтому он себя ограничивал, применяя весь арсенал только для моей защиты. Налдас пытался вновь почувствовать вкус сражений.

И вот он я, полностью понимаю Налдаса. Как прошла зачистка логова? До нелепого обыденно. За меня всю работу сделали гончие скверны, да и в конце разобраться с пятью монстрами не составило труда. Конечно, меня бы паранойя загрызла, решись я отказаться от каких-то «умений», «Магического щита» и прочего: я не могу рисковать собой, пока крылатые суки ещё живы. Но что-то мне подсказывает, что какого-то азарта от битв можно не ждать.

У лагеря меня насторожила непривычная тишина. Все разумные сидели около костра и молча готовили ужин, да и яркая звёздочка мерцала внутри одной из палаток. Нас с Консервой заметил лысый мужик с волчьим оскалом и негромко поприветствовал. Звёздочка в палатке зашевелилась.

Девочка вылезла наружу. И без того рубиновые глаза заплаканы, сосудики полопались, вокруг глаз опухшие мешки, взгляд жалобный, а губки подрагивают. В руках нет ни куклы, ни книги, а на куртке под подбородком мокрое пятно. Девочка увидела меня и задрожала, сжала кулачки и медленно пошла на встречу. А подойдя — всеми четырьмя руками ухватилась за край моей куртки.

— Соя… — начала говорить та, но заплакала.

— Какого хрена происходит? — я недоумённо уставился на разумных около костра.

— Да кто знает, что у этого существа в башке, — процедил мужик с волчьим оскалом. — Обедали, кашу разложили. Этой дали. Отошла, начала есть. Ну… мы об этой и заговорили. Ну ты же в тот Собор едешь. Вот и думали, чего ты эту в церковь тащить. На словах за церковь эта и… испортилась.

— Оно кричать начало, добродушный господин, — мурлыкнула женщина, стараясь не замечать плачущую девочку около меня. — Что-то кричала про своего хозяина, просила быть здесь. Хотела бежать за вами, но спряталась в палатку. В ней так и просидела.

— Мелкое наказание моей скверной жизни, — я устало помассировал переносицу и присел на корточки. Девочка двумя верхними руками тёрла глаза, нижними продолжая