– Обязательно, милая, – немного разочарованно произнёс я, в чём мать родила, направляясь в сторону освободившейся душевой. – И любовь, и в ЗАГС и доплачу... но потом. А пока сделай мне кофе.

– Не буду я... – тут же вспыхнула она праведным гневом, но я уже практически потерял к ней интерес. А вместе с тем и к её словам, желаниям и всему прочему тоже.

– В большой чашке и с тремя ложками сахара. Давай, шевели полушариями. Утром кофе, вечером деньги.

– Да сам себя...

– Ничего не слышу, вода шумит, – крикнул я напоследок. Дверь закрывать на задвижку не стал, предоставив девке последний шанс заработать чаевые. Ну а на нет, и суда нет – не в том я возрасте, чтобы без памяти влюбляться в шлюх. А потом открыл воду и на время думать забыл о рыжеволосой вертихвостке, отдавшись на волю простым человеческим радостям, с момента становления игроком неожиданно заигравшим новыми красками.

Минут десять с наслаждением отмокал под горячими струями душа, смывая въевшуюся с потом и кровью грязь Лакконы. Конечно, ощущения въевшейся грязи были не более чем дорассудочной кажемостью. Пот на мне если и присутствовал, то самый обычный, а крови и вовсе неоткуда было взяться. Всё лишнее Система заботливо оставила на той стороне, да и сам я принимал водные процедуры уже не впервые. Но посттравматическое расстройство, оно такое.

Обтершись первым попавшимся полотенцем, им же протёр запотевшее зеркало с длинной горизонтальной трещиной, заклеенной скотчем. Не то, чтобы я позабыл, как выгляжу, но некоторые изменения в «нулевом слепке» всё же наличествовали. В частности, к застарелому шраму, кривым рубцом протянувшемуся от нижней челюсти до середины щеки, добавился новый, над бровью: розовый, словно попка младенца. Тоже с левой стороны, что не удивительно, учитывая схожие обстоятельства их получения. Милостью Неизвестного хотя бы с этим вопросом возиться не пришлось. После того ракетного топлива, которым он меня давеча попотчевал, от былых ушибов и порезов один только шрам и остался. Остальное зажило без следа, да ещё и с прибытком в живучести, которая прибавила единицу, сэкономив мне, таким образом, драгоценное очко параметра.

Жить хорошо и жизнь хороша, успел подумать я, прежде чем, выйдя из душа, стал свидетелем неожиданного преображения. Такая бедовая совсем недавно девчонка, с растрёпанной головой и расширенными, как два блюдца, глазами пятилась задом, пытаясь нащупать ближайший путь к отступлению. Дрожащие пальцы до побелевших костяшек сжимали металлический корпус перцового баллончика. И надо полагать, причиной её поведения, а она казалась достаточно сильно напуганной, отчего-то был именно я.

Первая мысль: «Забыл сменить личину», тут же разбилась о железобетонную стену реальности. Маска Пересмешника теперь часть меня, а значит, подобное было попросту невозможно и на лице по-прежнему старый добрый нулевой слепок, с которым эта рыжеволосая курва спала всю вторую половину ночи. И не только спала, а ещё активно дружила телами. Так с чего бы теперь в ней проснулся испуганный дикий зверёныш? Но долго теряться в догадках мне не пришлось. Бубнящий встревоженным голосом диктора телевизор быстро расставил всё на свои места:

– ...признана террористической. При встрече с людьми, одетыми подобно тому, что вы сейчас видите на своих экранах, следует немедленно удалиться на безопасное расстояние и сообщить по телефону Единой горячей линии... – телевизор продолжал бубнить, предостерегая, увещевая, запугивая, взывая к гражданскому долгу, совести и добропорядочности. А я, глядя на раскиданную в порыве страсти одежду, всё глубже и глубже проникался осознанием наступившего пи... сца. Полярного, белого и пушистого. Медленно повернув голову, перевёл взгляд на девушку.

Человек. Женщина. Вне Системы. Нейтрально-серый цвет информационной панели отражал, как нетрудно догадаться, нейтральность объекта по отношению к субъекту, то есть ко мне. Не зелёный союзник, не красный противник, а так, серость. Гражданский, всё ещё живущий по старым правилам, когда подснежники нового мира, мира Системы уже вовсю прорастают из-под снежного плена.

– Не подходи ко мне, я закричу! – вжавшись в стену, срывающимся голосом пропищала она. Учитывая, что вокруг были тонкие перегородки обыкновенного многоквартирного дома, угроза не казалась такой уж пустяковой. С другой стороны, по той же причине соседи не могли не знать, чем промышляет это «непорочное» создание, пока другие вкалывают на двух работах. Так что некоторый кредит не-доверия к раздающимся крикам обязательно должен возникнуть, что сыграет мне на руку. Тем не менее, пороть горячку не стоило. Подняв руки в общеизвестном жесте благих намерений, я сделал небольшой шаг навстречу, готовясь в любой момент уклоняться от перцовой струи.

– Это просто недоразумение, милая. Я выиграл эти шмотки в карты вчера. Представляешь, у того парня совсем не осталось денег, а он так хотел отыграться... – начал вдохновенно врать я.

– Они сказали... Они...

– Тебе ничего не угрожает, поверь. Можешь вызвать полицию, если хочешь. Но давай лучше обсудим всё без этих сцен, хорошо?

– Да. Конечно. Прости, я просто... – она уже почти взяла себя в руки, когда прямо под окнами спальни завыла сигналкой какая-то бесова колымага. Девушка испуганно вскрикнула, судорожно вдавливая кнопку распылителя слезоточивой гадости. И видимо, испугавшись возмездия, как была, в одной майке, бросилась в коридор, надо думать, намереваясь выскочить из квартиры. Чертыхнувшись, я отбросил мешающее полотенце и, в один прыжок перемахнув кровать, бросился следом.

Кто бы мог подумать, что всё завертится так стремительно. И ведь я всерьёз рассчитывал на отсрочку хотя бы в пару деньков, а не статус международного террориста на второй день после славного возвращения. Как бы только не позволить малахольной девице поднять шум, – размышляла моя «светлая» сторона. В то время как «тёмная» уже решала проблему моей безопасности наиболее простым и эффективным способом из тех, что придуманы человечеством. Когда я, прикрыв на всякий случай глаза, выскочил в коридор, всё уже было кончено.

Девушка лежала в метре от входной двери, заливая потёртый линолеум кровью, толчками вытекающей из глубокой раны на шее. В руке Заступника чёрным дымом истаивал длинный и тонкий кухонный нож. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, подумал я, осознав, что стал свидетелем первого, но, чувствую, не последнего проявления свободной воли теневого двойника. Однако, учитывая, что действовал он в целом верно, а отчитывать собственную тень в сложившихся обстоятельствах попахивало не только шизофренией,