За правым полотном висел скелет чуть большего размера, череп вполне сформировался и походил на взрослый. Но вместо рук — крылья, а на табличке чёрным грифелем выведено: «1878 от полного обращения к учениям».

— Допустим, это, — я показал на маленький скелет, — вообще первый троптос, появившийся в этом мире. Кто второй?

— Вы проницательны, Лик’Тулкис, — отозвалась Малаюнария.

— Это веха, Ликус, — Хубар показал на табличку. — С первого появления, этих существ в записях отмечали не чаше пятидесяти в год. Через сорок лет они упоминались уже восемьдесят раз в год, но на этом рост случаев прекратился. Вторая веха — это значительно увеличение существ. Со ста пятидесяти тогда, до полутысячи сейчас. На обоих материках.

— Триста лет, и двести лет, — прошептал я, осознав скверное сходство с двумя другими такими же датами. Я повернулся к Малаюнарии. — Вы оба хоть понимаете, с чем…

— Исключено, — эльфа отмашисто взмахнула. — Все заллаи после алхимии очищаются. Мы проверяли. И зелья тоже.

— Да? — я саркастично протянул, понимая, что могу подать очень нехорошую идею этим утыркам, но иначе прояснить скверную догадку я не смогу. — То есть служители церкви, рутифакторы и прочие, брали обычных разумных и заставляли их на протяжении жизни пить «обычные зелья лечения» и смотрели на их потомства?

Эльфийка отвела взгляд в сторону, задумчиво уставившись на ноги умершего троптоса. Хубар сам что-то неразборчиво протянул и уставился на эльфийку.

— Мы это обсудим потом, самостоятельно, — сказала Малаюнария. — На этом всё. Вы же принесли с собой отчёт?

— В кабинет? — с наигранной услужливость спросил я, на что эльфа покачала головой и показала на Хубара. — Прекрасно. Я не хочу оставаться в этих казематах ни на секунду дольше необходимого. Хотя, конечно, я ожидал увидеть нечто другое.

— Что же, Ликус? — Хубар забрал у меня исписанные листы и аккуратно свернул их в трубочку. — Твои ожидания нередко унижают самые смелые фантазии.

— Брось, Хубар. После сегодняшнего моя фантазия с треском проиграла реальности.

— Прошу вас обоих, — эльфа недовольно уткнула руки в бока, пожирая нас с Хубаром недовольным взглядом.

— Хорошо. Короче — так короче. Я в церковных подвалах ожидал увидеть вовсе не пыточные камеры, а склад черепов.

— Каких чере… — Хубар приподнял руку, показывая, что он понял мои слова. — Нет, Ликус. Кто же будет хранить такие ценные ингредиенты?

— Черепа драконов? — эльфа скинула серьёзность и по-ребячески хихикнула. — Я впервые слышу, чтобы такое хранили. Их используют, как и прочее. Зачем хранить? Этого никто не делает. Хотя, — последнее слово Малаюнария протянула, задумчиво приложив пальчик к губам, — я знаю об одном таком черепе, но его никогда в ингредиенты не пустят.

В квартиру я вернулся в расстроенных чувствах. Они пудовой гирей давили на сознание, я даже не понял, как оказался в квартире. И как принял у церковника приглашение на праздник Основания. Оно лежало на столе, а я сидел на кровати и опустошённо смотрел в одну точку. И, наверно, смотрел бы ещё несколько дней, но двенадцать ударов городского колокола растормошили меня. В квартире я был один.

Чуйка подсказывала, что девочка задерживается вовсе не из-за занятий с портнихой: в прошлые разы они заканчивались за час до обеда. Гадать не надо, чем занята девочка, но я обязан ей припомнить, чтобы она соблюдала договорённости и после занятий сразу шла домой. Если так хочется ей гулять, то после обеда и до ужина у неё времени навалом.

Я продолжил давить кровать, смотря в одну точку, пока колокол не пробил тринадцать раз. В груди гремучей змеёй извивалась тревога, я едва заставил себя остаться в квартире и дожидаться девочку. У неё ошейник, да и не может Лаотлетий так в открытую похитить малышку.

Не знаю, почему, но долго убеждать себя я не смог и вскоре стоял около двери квартиры и спешно обматывая шею толстым шарфом. Скверное предчувствие только усилилось, от пробивавшей руки дрожи я едва ухватывался за края одежды и несколько раз вообще промахивался мимо пуговиц на куртке.

Из потока мерцавших звёздочек, ходивших на улице, выделилась одна. Ниже прочих, она медленно шла около стен домов, а звёздочки рядом замирали, прежде чем продолжить путь. Вскоре звёздочка превратилась в низенький овал, он чуть покачивался и медленней обычного приближался к двери в дом. Она глухо скрипнула, деревянные ступеньки едва слышно прогибались. Овал поднялся на второй этаж и встал за дверью, нерешительно покачиваясь и будто не собираясь заходить.

Я уже не знал, что думать и как реагировать. Девочка опаздывает, не пойми где шляется, меня заставляет волноваться, так ещё и в дом заходить не хочет. Нет, такое оставлять безнаказанным нельзя. Сегодня же надеру ей задницу и предметно объясню, что она несколько запуталась и меня, её владельца, надо слушать. Руки быстро открыли замок, но всхлип за дверью опустошил весь мой настрой.

На детской голове нет шапки, блекло-жёлтые волосы скомканы и испачканы грязью и конским дерьмом, а длинные и чуть закрученные на кончиках ушки покраснели от мороза. На лбу огромная шишка, левый глаз заплыл фингалом, нижняя губа рассечена, всё лицо в кровоподтёках, шарфик разорван, у куртки оторван один рукав и вырваны все пуговицы, в штанах прореха, у рюкзака нет одной лямки. Нижнюю пару рук девочка прячет за спиной, в левой верхней руке сжимает тело своей тряпичной куклы, а в правой — её голову и все четыре руки. Девочка беззвучно плакала и шмыгала носом с опущенной головой, не в силах посмотреть на меня.

— Проходи в спальню и жди меня там, — только и мог я сказать девочке. Та угрюмо зашла в коридорчик, безвольно скинула с себя порванную верхнюю одежду, на дрожащих ногах села на кровать. И едва удержала в себе вопль обиды и боли.

Я спустился на первый этаж, в небольшой входной тамбур. И со всей силы вдарил кулаком в дверь хозяина дома, металлические петли натужно взвизгнули. За дверью раздался