— Охренеть… — выдохнул я.

— Похоже, у кого-то пластическая хирургия пошла не по плану, — нервно хохотнула Искра, хотя на её лице отразился жуткий шок.

Лицо дёрнулось. Губы растянулись ещё шире, обнажая вместо зубов ряд мелких, острых, шипов. Оно было живым. Оно смотрело на нас пустыми глазницами. И оно готовилось что-то сделать.

— Бить по роже! — заорал я. — Не дать ему…

Но поздно.

Глава 6

Чугунный котелок

Тварь издала звук, похожий на глубокий, прерывистый вздох. И из её рта вырвалось облако. Плотное, золотисто-жёлтое облако пыльцы. Оно не рассеялось по залу. Оно ударило направленным, узким потоком, как струя из огнетушителя.

И летело оно прямо в меня.

Поток удушливой, приторной сладости ударил мне в лицо. Пыльца. Мелкие, липкие частицы забили нос, рот, попали в глаза, вызывая жгучую боль. Эффект «Стимулятора Усердия», до этого звеневший в крови, мгновенно ослаб. Мой ментальный собор из формул и расчётов, который я с таким трудом выстроил, зашатался, как карточный домик.

Мир поплыл. Крики товарищей стали далёкими и неразборчивыми. Пол ушёл из-под ног. Щека коснулась бетона — с размаху, как и в прошлый раз.

Но сознание не угасло.

Оно провалилось в тёплый, вязкий сироп, в котором тонули звуки, мысли и время. Не было ни боли, ни страха. Только всеобъемлющее, дурманящее чувство покоя. Освобождение.

Золотистая пыльца, пропитавшая мои лёгкие, добралась до мозга. Её сладкий, приторный аромат стал единственной реальностью. Он шептал, обещал, соблазнял. «Отдохни, — гудел он в каждой клетке, — борьба окончена. Ты так устал, Лёша. Просто закрой глаза. Здесь хорошо. Здесь нет мутантов, нет предательства, нет потерь. Только покой».

И я почти поддался. Часть меня, измотанная до предела, отчаянно хотела поверить. Хотела отпустить рукоять топора, расслабить вечно напряжённые мышцы и раствориться в этом золотом тумане.

Но где-то в самой глубине, в тёмном и пыльном углу сознания, куда ещё не добралась сладкая гниль, шевельнулся другой голос. Сухой, холодный, скрипучий. Голос профессора Геннадьева, нашего лектора по сопротивлению материалов. «Иванов! — гремел он, брызжа слюной. — Ваша балка сломается к чёртовой матери! Вы не учли концентраторы напряжений!»

Балка…

Эта мысль, простая и до смешного неуместная, стала моим спасательным кругом. Я вцепился в неё. Уже во второй раз она помогла мне сосредоточиться. Нет, даже не во второй. В третий. Да, в третий, я ведь уже давно в дурдоме…

Простая балка, лежащая на двух опорах…

«Да отстань ты от этой балки! — прошелестел сладкий дурман. — Смотри, это же твои родители. Они ждут тебя. Они накрывают на стол в вашем доме в Курске. Иди к ним, Лёша. Они так скучают».

Перед глазами возникла картина: залитая солнцем кухня, мама в своём любимом переднике, отец, смеясь, читает газету. Сестра машет мне рукой. Всё так реально. Так тепло…

НЕТ.

Это ложь. Всего лишь химическая реакция, помноженная на магию.

Обман мозга.

Я привык работать с системами. От простейших механических узлов до сложнейших электронных плат. Так что я не признаю хаос. Никогда. Эта ментальная атака всего лишь паразитный сигнал, пытающийся нарушить стабильную работу сложного прибора. А любой инженер знает, что с паразитным сигналом можно и нужно бороться.

Я начал мысленно выстраивать внутреннюю архитектуру своей защиты.

На этот раз ещё сложнее и надёжнее, чем в прошлый.

Первый уровень. Акустический фильтр. Каждый шёпот, каждый соблазнительный голос — это нежелательный шум, помеха в эфире.

Тихий, ровный гул моих собственных мысленных расчётов, как белый шум, начал заглушать навязчивые голоса. «Ты убийца, Лёша…» — шипел голос Искры. Я накрыл его синусоидой в противофазе. Ш-ш-ш… помехи. Только помехи.

Второй уровень. Электромагнитный щит. Мой мозг — это сверхпрочная камера Фарадея.

Я чувствовал, как «ток» безумия бьётся о мою ментальную «броню», и каждый разряд лишь усиливал мою решимость. Сладкая эйфория пыталась просочиться, но лишь бессильно искрила на поверхности щита и стекала в никуда.

Третий уровень. Сопротивление материалов. Моя воля стала несущей конструкцией, стальным каркасом небоскрёба. Мои воспоминания, мои цели, моё упрямство — это арматура, вплетённая в бетонную защиту. Каждая атака Кровавого Цветка — это нагрузка. Давление. Я чувствовал, как оно пытается согнуть меня, сломать. Но я не давал ему сконцентрироваться в одной точке. Я мысленно распределял нагрузку по всей площади конструкции.

«Ты виноват в смерти Сумрака!» — ударная нагрузка, резкая, как удар кувалдой. Я распределил её по всей ферме перекрытия, перенаправив напряжение на опорные узлы, на воспоминания о спасённой Вере, о вытащенном из передряги Борисе. Конструкция выдержала.

«Твоя семья мертва!» — статическая, давящая нагрузка. Я противопоставил ей расчёт на усталостную прочность. Моя надежда — это материал с бесконечным пределом выносливости. Он может выдержать миллионы циклов нагрузки, не разрушаясь.

«Давление? — мысленно усмехнулся я, чувствуя, как хватка монстра слабеет. — Я знаю, как рассчитывать давление на несущие элементы. Твоя атака не превышает допустимых значений».

Кровавый Цветок уже не знал, чем ещё меня пронять. Он замешкался…

И тогда я перешёл в атаку.

Хватит обороняться. Достаточно строить крепости. Пора возводить осадные машины.

Я обрушил на него лавину. Лавину холодного, безжалостного, структурированного порядка.

Первой пошла в бой статика. Я мысленно спроецировал на него конструкцию мостовой фермы. Сотни стержней, тысячи узлов. И заставил его примитивный, хищный разум решать задачу. Определить нулевые стержни. Я видел, как его ментальные щупальца путаются в этой геометрической паутине.

Затем я ударил термодинамикой. Второе начало. Неумолимый рост энтропии. Я показал ему Вселенную не как сад, полный питательной маны, а как гигантскую, остывающую тепловую машину, стремящуюся к равновесию. К тепловой смерти. Показал ему неизбежность распада любой упорядоченной системы, включая его собственную. Показал, что его существование — лишь краткий, бессмысленный всплеск на пути к абсолютному нулю. Запах сладкой гнили на мгновение сменился ледяным дыханием космической пустоты.

И, наконец, я нанёс последний удар.

Чистой, дистиллированной, безжалостной математикой.

Я швырнул в его сознание бесконечные ряды Фурье, раскладывающие любую, даже самую хаотичную функцию на сумму простых гармоник. Я заставил его смотреть в бездну фракталов, где в каждой точке скрыта бесконечная сложность. Я заполнил его разум трансцендентными числами, не имеющими конца и периода.

Его разум, созданный для простого цикла «соблазнить-поглотить-переварить», не был готов к этому. Он попытался объять необъятное. Попытался вычислить бесконечность.

Я почувствовал, как его ментальная система перегревается. Как в его сознании возникает фатальная ошибка. Синий экран смерти для мутировавшего цветка-людоеда.

Связь оборвалась.

Оглушительный треск, будто лопнул высоковольтный кабель, вернул меня в реальность. Запах гниющих роз исчез,