Мне безумно хотелось узнать, что же случилось пять лет назад с его прежней женщиной. Не убил же он её в самом деле? Уверена, что серокожий солгал об этом, как и обо всём остальном. Но не думать об этом я не могла. Как и о том, не может ли быть такой же привязки с землянками? Об последнем и спросила командора.

Он усмехнулся и погладил меня по голове.

— Вы слишком хрупкие, чтобы выдержать подобное. Наши женщины почти не ощущали мощи резерва, потому что для них он был естественным. Они вырабатывали энергию лишь из-за связи, даже просто эмоциональной, со своим мужчиной. Землянки на такое не способны. Ваши тела меняют, когда забирают с Земли — чтобы способны были выжить здесь, в других условиях. Но у нас есть рекомендованный объём энергии, которым можно делиться с вами, так как ваши резервы ограничены.

Мне почудилось, что в спокойном голосе командора промелькнуло сожаление. И опять же — зачем он спрашивал меня, чувствую ли я что-то? Надеялся, что моё имя — не просто имя?

— А если бы… Если бы такое случилось, и землянка настолько бы привязалась к своему рай-ши, что её резерв тоже бы увеличился? Ты сказал, это происходило не во всех парах, а только в тех, чья связь была особенно крепкой и сильной. Но ведь даже теоретически нельзя допустить мысль, что пленница может так привязаться к своему похитителю? А если бы… Отношения были иными…

— Райя, — командор нахмурился. — Ты считаешь, я не понимаю, что ты делаешь? — остановил он меня с предупреждением в голосе.

— Что я делаю? — замолчала, растерянно глядя на него.

— Хочешь убедить меня, что если изменить правила, сложившиеся веками, то можно получить иной результат. Но это не так. Ни одна землянка по доброй воле не отправится на другую планету. Ни одна не способна настолько привязаться к тому, кто даже другой расы. Думаешь, я не понимаю, что для тебя я — могущественный урод? И всегда таким остану…

— Это неправда, — я даже привстала, перебив и воззрившись на него. — Это не так. Ты для меня совсем не урод… Ты… красив… — наклонившись, провела кончиками пальцев по его скулам, поднялась к бровям и очертила их. Спустилась к губам и коснулась нижней. — Очень. Я боялась тебя сначала, но теперь…

— Теперь мало что изменилось, Рай-я, — он вдруг встал, скинув мои руки.

После того нашего разговора подобное случилось впервые. И я совсем не поняла, почему. Что я сказала или сделала не так?

— Разве не изменилось? — спросила его спину.

Мне казалось, что теперь и правда всё иначе. Теперь я могла бы даже сказать, что почти влюблена в него. Более того — всё это время мне казалось…

— Нет, — отрезал он, прерывая мои мысли. — Ты по-прежнему моя пленница. А то, что я позволяю тебе… Это неправильно. Нам не стоит вообще говорить об этом обо всём. Ты пытаешься мной манипулировать. Считаешь, если я проявляю какие-то чувства рядом с тобой, то это моя слабость, и можно надавить на неё. Собственно, по этой причине я не желал подобного изначально…

Я ахнула от возмущения.

— Вот как ты это видишь⁈

— Ты пытаешься меня убедить, что у нас всё устроено неверно. Ты считаешь, что ты вправе решать, как будет правильно для всех…

— Собственно, как и ты! Точнее — твои сородичи, решающие за землянок, что с ними можно, а что нельзя!

Он обернулся.

— Твоё имя — просто воля случая или насмешка судьбы. Землянки не способны на такую привязанность, — отрезал жёстко.

— Или ваши мужчины не способны, — фыркнула я. — Ведь ты сказал, что связь должна быть обоюдной.

Кажется, этим я его озадачила. Но командор на то и командор, что очень быстро взял себя в руки и вновь вернул на лицо привычную маску безразличия.

— Возможно и так, но это не меняет результата. Заканчиваем этот разговор. И вообще, не думал, что это скажу, но кажется тебе нужно меньше читать…

— Конечно. Куда лучше просто сидеть на выделенном мне коврике, глядя в стену всеми днями и ночами, пока тебя нет! — парировала я.

Да, ковриком мне всё же пришлось пользовать. Правда, в основном я укладывала его к окну, занималась йогой, садилась в позу лотоса и наблюдала за видами из иллюминатора, или читала. Иногда клала его под ноги, располагаясь на кресле так, чтобы касаться стопами…

Но факт оставался фактом — когда мой резерв заполнялся, мне было тяжело, если командора не было в каюте больше суток. На вторые я начинала подходить к коврику чаще. Ни третьи — почти не расставалась с ним. На пятые — уже спала на нём и носила с собой даже в душ. К счастью, больше чем на пять дней командор меня пока не оставлял.

Но это ощущение безысходности и волнения, пока его нет, сложно забыть. В те мгновения мне начинало казаться, что всё бессмысленно, что моя жизнь — сущий кошмар. Мне было страшно и даже почти больно. Меня тошнило и ужасно болела голова. Поэтому я ждала его с каждым днём всё сильнее. И первым делом, возвращаясь, командор кидался обнимать меня, чтобы снять этот синдром его отсутствия.

Вероятно поэтому коврик я теперь и берегла, и ненавидела. Сама мысль, что я словно собака сплю на нём в ожидании хозяина, невозможно раздражала и злила. Но в то же время я была рада, что рай-ши