Салех понял, что хочет увидеть Аль-Имтидад. Хочет увидеть сверкающие подводные города Дрейфа. Хочет полюбоваться Землей со смотровых площадок Орбитальных врат. Хочет попасть на Луну. Хочет попасть на Марс.

Но вместо этого он был здесь.

«Я не могу и не хочу возвращаться», – подумал Салех. Он покачал головой и моргнул.

– Спасибо, – деловым тоном произнес он, взяв контейнер. – Я найду покупателя. Я пойду…

– Куда? – спокойно спросил Элиас.

Салех почувствовал себя загнанным в ловушку.

– Мне пора. Дорогу я знаю.

– Ты мог бы пойти с нами.

Салех посмотрел на Элиаса. Тот улыбался.

– Ты можешь нам пригодиться, – продолжил Элиас. – Лишние руки всегда нужны. – Он постучал по своим гогглам, в которых, как понял Салех, был встроен передатчик. – Кворум уже все решил. Если, конечно, ты захочешь.

– Куда вы направляетесь?

Элиас пожал плечами.

– Мы будем двигаться вдоль побережья. А потом, пока не наступило лето, повернем обратно. Возможно, заедем в Бахрейн.

– Где правит эмир Равновесия? – Салех мечтал побывать и там.

– Там есть антикварный рынок всяких цифровых и человеческих штучек. Так ты с нами?

– Я…

В очках Элиаса Салех увидел свое отражение: маленький испуганный человечек.

Элиас протянул ему руку. Салех почувствовал теплоту его ладони.

– Я с вами.

– Хорошо, – без лишних эмоций сказал Элиас. Вместе они поднялись с циновки. – Скажи мне, – улыбаясь, продолжил Элиас. – Ты когда-нибудь видел слонов?

Улыбнувшись в ответ, Салех отрицательно помотал головой.

– Тогда, позволь, я покажу тебе слонов. Они будут тебе рады.

Вместе, взявшись за руки, мальчишки покинули хан и побрели вглубь Караван-сарая, где в грязи играло целое стадо слонов.

3. Вебстеры

Зеленый Караван-сарай медленно пересекал Синай, жители пустыни не могли не заметить его движения. Великие ханы перестраивались и приспосабливались к любой местности, которую пересекали, и Салех привык к их ритмичным роботизированным движениям.

Ему снились звезды, видимые даже с песчаных дюн, великое русло Млечного Пути, мелькающие, словно светлячки, космические корабли и сиявшие прямо над головой жилые станции на околоземной орбите.

В своих снах Салех был там – парящий и свободный.

Он жаждал свободы.

Хотя и не понимал, что это такое.

Караванщики были людьми добрыми, но все же не такими, как его племя. Салех редко их понимал. Они научились жить в пустыне, но не были семьей, какой Салех знал их раньше, не были связаны кровными узами. Тут жили люди с разных концов земли, с окраин других миров и даже с Дрейфа. Общались они в основном невербально, это был своего рода язык жестов – смешанный с сильбо[9], свистящим языком Ла Гомеры, пиджин. Салех говорил на нем запинаясь, с трудом подбирая нужные слова и интонацию.

Салех не был одним из них. Каждый день уводил его все дальше от дома и от прежней жизни. Каждый день приближал его к какому-нибудь порту, где он мог бы без лишнего шума затеряться в толпе, к какому-нибудь рынку, где мог бы продать единственную ценную вещь, которая у него была. Каждый день он приближался к месту, где мог бы исполнить свои мечты, мог бы измениться.

Понимание, что однажды он покинет Караван-сарай, – вот что стояло между ним и другими. Он был всего лишь пассажиром. Караванщики относились к нему по-доброму, но отстраненно. Что привело каждого из них в Караван-сарай, Салех не знал. Они не делились своими секретами. «Как только ты пойдешь с нами, – сказал ему Элиас, – ты навсегда оставишь свою старую жизнь позади, словно она всего лишь воспоминание, вырванное и стертое из твоего разума. Ты никогда больше не заговоришь об этом».

Элиас стал его единственным другом. Он родился в караване и не знал другой жизни, кроме бесконечных странствий. Она была неразрывно связана с пунктами назначения: Каиром, Оманом и Неомом. Он родился в дороге и, как однажды весело сказал Салеху, умрет так же. В самом начале путешествия на них напала стая одичалых дронов. Ханы открыли ответный огонь, но одна из машин попала в пожилого следопыта и тот погиб. Все произошло так быстро, что никто не успел должным образом отреагировать. Караванщики оплакали потерю, а после оставили тело там, где оно лежало, и двинулись дальше, и лишь пустыня приютила умершего.

Салех тосковал по морю и мечтал о звездах. Он давно потерял чувство времени. День начинался рано: по пыли и песку тащились слоны, а похожие на змей роботы мелькали под ногами. Другие мальчишки играли на песке. Салех никогда не играл с ними, потому что он уже вырос. Он был последним в своем роду и мог бы стать караванщиком, если бы не начал испытывать отвращение к вади[10] и горам, к сухому ветру и одичалым машинам, а также к ощущению, что пустыня существовала задолго до появления людей и будет существовать, когда люди уйдут отсюда.

Он хотел бы побывать в долине Маринер! Вдохнуть запах горячих влажных деревьев, почувствовать капли дождя на лице. Он хотел попробовать малайские яблоки и посмотреть, как падают ледяные кометы.

Он хотел бы очутиться где угодно, только не там, где он был.

День сменял ночь, караван неспешно и извилисто двигался через пустыню, пока однажды они не набрели на безымянный и отсутствовавший на картах оазис, где и решили сделать короткий привал.

Слоны нежились в пресной воде. Дети с визгом бегали по лужам. Элиас и Салех сидели под деревом и ели финики.

– Сегодня денек будет что надо, – сказал Элиас.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Салех.

Элиас улыбнулся.

– Скоро мы вновь будем у моря, – сказал он.

Салех кивнул. Он все еще чувствовал себя одиноко.

Кто-то свистнул. Звук повторился и усилился. Салех видел, как неподалеку осторожно двигались караульные.

– Вон, – поднял руку Элиас. Салех оглянулся. Высоко на склоне горы он увидел человека. Тот стоял и наблюдал за оазисом, а затем быстро исчез.

Снова раздался свист. Элиас подал знак караульщице, которая, покачав головой, просвистела что-то в ответ. Элиас просигналил снова, более настойчиво. На этот раз последовал неохотный кивок.

– Пошли, – произнес Элиас.

– Куда? – спросил Салех.

– Ты задаешь много вопросов, – сказал Элиас. – Захвати-ка финики.

Салех пошел следом. Элиас надел свои гогглы и взял снаряжение. У него не было своей машины, но он мог воспользоваться теми, что принадлежали каравану.

– Я посол, – сказал Элиас, – и поэтому я пойду. А ты мой друг, так что ты тоже