— Теперь уже я был готов отдать террористам все и даже больше. Мои девочки… Я не знал, как они оказались на том корабле. Они выглядели до крайности перепуганными и растерянными, Чиани всхлипывала. Вот только остановить, отмотать назад ничего уже было нельзя. На моих глазах один из террористов поднял бластер и насмешливо сообщил моим девочкам, что он им сочувствует, они жили с монстром, который предпочел своей семье политику и что сейчас начнется штурм звездолета. А это дело грязное, их может покалечить. А еще звездолет может разгерметизировать, и тогда они погибнут от удушья. А он не такой зверь и не хочет обрекать их на долгие муки. Лучше все сделать быстро и чисто. Он-де не палач издеваться над невинными. — Дайренн со свистом втянул ноздрями воздух, на миг задержал дыхание, а потом выдохнул глухо, совершенно мертвым тоном: — Я даже пискнуть не успел, а этот подонок поднял бластер и выстрелил сначала в мою пару, потом в Чиани. Дочка еще успела вскрикнуть: «Папа, спаси!» А потом смертоносный луч оборвал ее жизнь. Да и мою тоже. В том штурме я искал смерти. Надеялся, что кто-то из террористов выстрелит в меня и тем самым оборвет мои муки, потушит ядерный костер боли в моей душе. Я намеренно не закрывался, шел первым, нарывался на выстрел. Но все словно сговорились: стреляли куда угодно, только не в меня. Я прошел через штурм, словно на смех всем богам, без единой царапины. Потом было разбирательство, с моего начальника, допустившего мое участие в операции, где моя семья оказалась в заложниках, полетели погоны, его понизили в звании, отправили служить на границу. Мне тоже влетело за отсутствие надлежащей подготовки операции. Но мне было все равно. Меня не трогала даже жалость вышестоящего руководства, которое мне только пальчиком погрозило, по всей видимости, пожалев того, кто потерял всю семью. Жизнь закончилась. Как и говорил тот террорист. Я забил на службу и начал пить. Пропускал операции и дежурства. И в конце концов, командир просто вынужден был отправить меня с глаз подальше. Не под трибунал, как могли поступить с любым другим, нет. Меня перевели преподавать в академию.

Дайренн, наконец, замолчал. Молчала и я. Оглушенная, не понимая, что можно сказать в таком случае. Подоплека поведения командора теперь мне была понятна. Хотя и не во всем. Например, я могла понять мотив, сподвигший его зачислить меня на обучение в обход конкурса. Но я все равно не понимала, почему адмирал Койо отправил нас с деканом в этот лагерь, да еще и с таким жестким условием. Но спрашивать у Дайренна я не планировала, всего лишь хотела выразить свою поддержку и соболезнования. Слова сорвались с губ сами собой:

— Я понимаю вашу боль, декан Дайренн, — тихо начала я. — Мне очень жаль, что так случилось. Если бы это было в моей власти, охотно бы все отмотала назад. Но… Почему адмирал Койо поставил такое жесткое условие? Почему поставил нас в зависимость друг от друга?

— Не понимаешь? — с тяжелой, ядовитой насмешкой поинтересовался у меня килл. Мне показалось, что в темноте мелькнули его белоснежные зубы в оскале ярости и презрения. — А все просто: Койо знает о том, что я пережил, потому что тогда, во время штурма звездолета с заложниками, именно он был моим заместителем. И отчасти считает себя виноватым в произошедшем. Его приказ — это очередная попытка заставить меня вернуться в общество, чувствовать и жить. В данном случае он решил, что я тобой заинтересовался, раз нагло взял и зачислил на обучение в обход конкурса. Решил закрыть глаза на явное нарушение правил и устава академии, рассчитывая, что ответственность за твою судьбу вытащит меня из той дыры, в которую я, по его мнению, загнал сам себя…

Мой мозг не успевал обрабатывать, осознавать то, что говорил командор. Голова шла кругом от эмоций и переживаний. Но за одну мысль я ухватилась, как тонущий за спасательный круг:

— Вы же раньше говорили, что адмирал Койо вам чем-то обязан… — протянула я нерешительно.

— Это он так считает, — не стал отпираться декан. — Потому что я должен был вперед Койо получить звание адмирала и повышение по службе. А в итоге все это досталось моему заму. И Койо считает себя виноватым и обязанным мне за это. Глупости.

На некоторое время между нами повисла натянутая тишина. Я была в шоке от услышанного и не знала, как дальше себя вести, что предпринять. Я словно в один момент оказалась снова подвешена над пропастью одиночества. Малейшее движение, и я сорвусь и улечу в нее без надежды выбраться обратно. Пытаться выяснять и дальше отношения после всего рассказанного Дайренном мне казалось неправильным. Во всяком случае сейчас. Утешать я не умела. Да и что здесь можно сказать, если после гибели его семьи прошло уже немало времени? А судя по тому, что мне эта история с захватом заложников и штурмом звездолета неизвестна, это было в те времена, когда я была слишком маленькой для подобных известий. И родители меня оберегали от них.

Я сама совсем недавно потеряла семью. И только благодаря тому, что изо всех сил старалась не отстать от Павелика, догнать его, а может, и перегнать, я не скатилась в пучину отчаяния и одиночества. Выходит, мне нужно поблагодарить килла за то, что его гадкое, пренебрежительное отношение ко мне помогло мне удержаться на плаву и отыскать свое место под солнцем?..

— Койо думает, что если сумеет меня растормошить, снова заставить жить, завести новую семью, то тем самым отдаст мне свой долг, — вдруг снова задумчиво заговорил Дайренн. А я даже вздрогнула от неожиданности. Слишком сильно погрузилась в свои размышления и потеряла связь с внешним миром. — На мой взгляд, полная ерунда. Спроси у любого медика, и он ответит, что, если конечность уже начала отмирать, ее проще ампутировать, а пациенту вживить электронный протез. Так будет больше пользы для организма. А я как вот та отмирающая конечность. От нее нужно избавляться как можно скорей. А не пытаться спасти, тем самым подвергая опасности весь организм…

Сама от себя такого не ожидала, но я разозлилась: