Хозяев дома не было. В сверкающей ванной Мариам налила ведро теплой воды с мылом. Смирнов и Ли были милой парой. Обоим чуть за тридцать. В гостиной висели их свадебные фотографии с пляжной церемонии то ли на Фиджи, то ли на Бали, в любом случае – в одном из тех мест, куда всегда отправляются люди, чтобы пожениться. Земля, на которой стоял Неом, все еще принадлежала саудовцам. Комитет по Поощрению добродетели и предотвращению пороков – Мутавин – не имел никакой власти за пределами города, а агенты комитета, в свою очередь, не имели никаких полномочий вне городских стен. Свобода Неома стала частью рекламной кампании задолго до того, как город было решено выставить на торги. Тогда рекламный ролик о свободе – маловероятной и слегка нелепой мечте богатенького принца – крутили по видеоканалам.

Мариам натирала окна и смотрела на город. Ей нравилось, что в такие моменты квартира принадлежала только ей, она представляла, будто живет тут, во всей этой скромной обстановке. Порой Смирнов или Ли были дома, но чаще они оставляли Мариам одну. Так в Неоме было принято. С тех пор как Мариам виделась с мужчинами последний раз, она знала, что они обсуждали возможность иметь ребенка. Тот разговор закончился ссорой, поскольку Смирнов (Мариам не знала их имен, что также было в местных краях делом обыденным) настаивал на ребенке, а Ли сопротивлялся, беспокоясь о стоимости экзоматки и споря о цвете глаз малыша.

Мариам прибралась, пропылесосила пол, покормила рыбок, вытерла с полок пыль, вынесла и выбросила в автоматический мусоропровод мусор. Будь люди победнее, они бы использовали робота-уборщика. А будь они еще беднее, убирались бы сами. А вот будь богаче, наняли бы штат прислуги. Ли и Смирнов имели как раз тот уровень дохода, который позволял им пригласить уборщицу на неполный рабочий день. Ровно настолько, чтобы в разговоре обронить: «О, да, у нас только вчера была уборщица, живет в Ниневии, бедняжка». И тому подобные реплики. Смирнов и Ли были милыми, платили достаточно и вовремя, а это кое-что да значило. Они всегда говорили, что Мариам может брать все, что есть в холодильнике, но всякий раз, когда она открывала сверкающую хромированную дверцу, все, что она находила внутри, – йогурты с пробиотиками. Жители Неома заботились о своих кишечных бактериях так же, как в других городах заботились о детях.

Окончив уборку, Мариам вышла на улицу, где ей стало жарко. Следом она почувствовала, как сильно проголодалась. В придорожном киоске она купила фалафель[2]. По подбородку потекло масло, и она вытерла его бумажной салфеткой, в этот момент ее не заботила ни жара, ни что-либо другое. Все любили эти жареные шарики. Улица не была бы улицей, не будь на ней хоть одного торговца с подносом, полным фалафеля.

В поисках своего друга Хамида Мариам шла мимо старого отделения Национального банка Джибути. Обычно Хамида можно было найти на углу неподалеку.

Но что-то насторожило Мариам. Что-то в его позе, его неподвижности. Мариам сделала шаг, потом еще один. Настороженность усилилась, и Мариам побежала.

Добравшись до друга, Мариам на секунду замешкалась, не понимая, что происходит. Его лицо, обыкновенно столь оживленное, застыло маской, гладкая кожа была обожжена и разорвана, а голова болталась, пока не поникла вбок. Левый глаз был вырван из глазницы и свободно свисал на щеку. Одна из рук была сломана, а колени раздроблены. Его искалечили и оставили умирать.

– О, боже, – воскликнула Мариам. – Господи боже!

Она коснулась его щеки, провела пальцами по мягкой резиновой плоти. Синтетическая кожа свисала лоскутами, обнажая грубый металлический череп, а за ним и мозг. Он тоже был поврежден. Робот безжизненно подпирал стену.

– Хамид? – позвала его Мариам. – Хамид!

Но он не отвечал. Единственный оставшийся глаз смотрел в пустоту. Мариам была в шоке от увиденного насилия, с которым ей приходилось сталкиваться не так уж и часто. Хамид был ее другом.

Он был универсальным роботом-сиделкой, раньше таких часто приставляли к домам престарелых. Хамид уже много лет как устарел. Обычно таких, как он, отправляли на переработку, но Хамид избежал этой участи и остался жить на улице. Он любил поговорить и много улыбался. И людям он, пожалуй, нравился.

Мариам вытерла глаза. Поднявшись, она осмотрела его раны. Должно быть, это дело рук подростков. У них были с собой биты или лом. Мариам трясло от гнева. Она позвонила в отделение Шурты[3].

Прохожие обходили робота стороной, не обращая на него внимания. По другую сторону дороги на балконе две женщины пили чай. Мимо с тележкой, полной фруктовых соков, прошел продавец, а за ним – группа джибутийских банкиров в выцветших костюмах.

Джибути, расположенный на Африканском Роге неподалеку от Врат слез, был центральным узлом подводных кабелей, связывающих Европу, Азию и Африку. По мере того как цифровые технологии отвоевывали мир у технологий физических, этот район обретал политическое и экономическое влияние.

Но и банкиры не обратили на Хамида никакого внимания. Прошло совсем немного времени, прежде чем подъехала патрульная машина Шурты – спорткар «Маркони» в зелено-белую полоску и с изогнутым сбоку мечом, из него вышел чуть менее спортивный мужчина, его черные волосы были аккуратно подстрижены, ботинки начищены, а улыбка выглядела непринужденной.

– Привет, Мариам, – сказал он.

– Назир, – с облегчением отозвалась Мариам.

Она знала его с детского сада, их матери дружили.

– Я не знала, что ты работаешь в центре.

– Меня повысили до сержанта, – ответил он с едва заметной стеснительной улыбкой. – Что стряслось?

– Хамид, – ответила она. – Его убили.

Назир, перестав улыбаться, подошел к распростертому на тротуаре телу робота и опустился на колени, чтобы осмотреть повреждения.

– Мне жаль.

– Ты его знал? – спросила Мариам.

– Его все знали. Он был, можно сказать, неотъемлемой частью этого района.

– И? Ты сможешь что-нибудь сделать? Ты сможешь поймать убийц?

Назир выпрямился и пристально посмотрел на Мариам.

– Может, чаю? Тут за углом есть одно местечко…

– Ты поймаешь их?

– Мариам, убили робота. Это просто железка с человеческим лицом. Его сделали привлекательным для людей, но у него не было собственного сознания, не было ничего, кроме набора заранее запрограммированных реакций в нейронной сети. Он и на современного робота-то не тянет. Он, скорее, похож на старых гуманоидных роботов для войн.

– Но ты не можешь… Не можешь вот так просто…

– Я могу привлечь их за порчу имущества. Но вот только Хамид никому не принадлежал, его, э-э-э… выбросили. Думаю, кому-то придется тут все убрать, так что, возможно, их