Но всё обошлось.

На первый аэробайк сели Дорохов и Ливенцов. На второй – Савельев и Мерадзе, вооружённые «по самые помидоры». Редошкин уложил в седельные сумки мотоциклов по десятку «теннисных мячей», не считая обойм для пистолетов-пулемётов и гранат для подствольников. И обе воздушные машины унеслись к ближайшему тоннелю.

Остальные члены отряда заняли места в кабине зэковоза.

– Ничего, что лагерь останется без присмотра? – как бы невзначай поинтересовался Редошкин. – Вылезет какая-нибудь тварь, повредит «вертушку».

Максим задумался на пару мгновений и решил не рисковать.

– Софа, придётся подежурить.

– Лучше бы Костя остался, – огорчённо сказал Матевосян.

– Ни за что! – возмущённо крикнул ботаник.

– Могу я остаться, – сказал Карапетян. – Соберу систему датчиков в вертолёте, вдруг придётся искать иномериану. Вы ведь ненадолго?

– Часа на два-три, не больше.

– Отлично, управлюсь.

– Лейтенант! – сделал каменное лицо Максим.

– Да понял, понял, – буркнул Матевосян недовольно.

Таким образом, экипаж зэковоза сократился до четырёх человек: Кости, Вероники, Редошкина и Максима.

– Перекличка! – объявил он, примеривая карманы «вывернутого джойстика».

– Готов к труду и обороне! – шутливо вскричал Костя, обрадованный тем, что его взяли с собой.

– Готова к стрельбе! – присоединилась к нему Вероника.

– Это тебе не демонский пепелац, – фыркнул ботаник. – Здесь стрелок – сам командир.

– Ну и ладно, – не смутилась девушка. – Меньше хлопот.

От Редошкина Максим ответа не ждал, зная, что лейтенант готов к «труду и обороне» всегда, поэтому ограничился наставлением:

– Дом – «глаза и уши»!

– Есть!

– Поехали! – выговорил Максим бессмертную фразу Гагарина, поднимая зэковоз в воздух.

Тишина в кабине была ему ответом.

Моторы кузнечиковского корабля работали по-прежнему беззвучно, поэтому пассажиры невольно напрягали слух, пытаясь уловить хоть какой-нибудь шум, но всё было напрасно. Казалось, аппарат стоит на земле без движения, в то время как экраны показывают фильм о взлёте, которого на самом деле вроде бы и не было.

– Зашквар! – оценил полёт Костя. – Вот бы и на Земле была такая техника!

– Когда-нибудь будет, – сказал Редошкин. – Хотя нельзя сказать, что техника кузнечиков совершенна.

– Почему это?

– Я имею в виду, она недалека от фантазий наших инженеров. Кузнечики, конечно, овладели антигравитацией и лучевым оружием, но с точки зрения геометрии их конструкции не являются вершиной научной мысли. Слышал что-нибудь о параметрическом дизайне?

– Это что-то из области синергии?[11]

– Это из области цифрового проектирования с использованием компьютерных алгоритмов и топологической оптимизации.

– Круто! – восхитился Костя. – Сам-то понял, что сказал?

– Костя! – укоризненно проговорила Вероника.

Впрочем, Редошкин не обратил внимания на ёрничество ботаника.

– Наши конструкторы уже вовсю моделируют облик будущих самолётов, судов и звездолётов. Есть такой журнал – «Популярная механика», в нём часто помещают материалы на эту тему.

– Не видел.

– Вернёмся, обрати внимание. Современные дизайнеры используют фрактальную геометрию, опирающуюся на природные формы. Получается очень красиво. Но зэковоз с этой точки зрения что летающий паровоз. Его конструкторы не смогли придать ему идеальную форму с использованием композиций фракталов. Да и аэромотоциклы кузнечиков не больно-то хороши с точки зрения дизайна. Эволюция их расы не довела мозги до совершенства.

– Не существует никакой эволюции! – отмахнулся ботаник. – Ни на Земле, ни в космосе. Дарвин был не прав. Космос принципиально насыщен разумной жизнью, и Лес тому подтверждение: сколько разумных тварей в него нападало!

– Не понял насчёт эволюции.

– Каждый вид жизни имеет свой потенциал развития. Нет бесконечной эволюции, приводящей в конце концов к божественному совершенству. Достигая предела, вид исчезает. Примеров на Земле – миллион! Мы тоже когда-нибудь вымрем как вид. Если верить найденному в музее будущего фолианту, нас сменит чёрный лес.

– Вон ты куда повернул.

– Не я, академик Амбарцумян, земеля нашего Егора Левоновича. Но я его поддерживаю.

В кабине снова установилась тишина.

Пассажиры приникли к окнам-экранам, с интересом разглядывая плывущий под зэковозом ландшафт.

Максим увеличил скорость, потом ещё и ещё, до тех пор, пока стал слышен струнный свист в оперении, корпус корабля потрясла тонкая вибрация и на консоли перед пилотом загорелся синий транспарант с непонятным значком.

– Кузя, похоже, недоволен, – констатировал Редошкин. – Машина выдаёт около трёх тысяч километров в час.

– Больше, – не согласился Максим. – Что-то в диапазоне пяти-шести тысяч.

Он поднял аппарат повыше, так, что пейзаж внизу размылся в желтовато-серую пушистую плоскость.

Вибрация уменьшилась. Цвет транспаранта изменился на голубой.

– Интересно, а он может летать со сверхсветовой скоростью? – полюбопытствовал Костя. – Через какое-нибудь гиперпространство? Неплохо было бы, до границы Леса лететь долго. Макс, давай попробуем.

– Не сегодня, – отрезал Максим, в глубине души признаваясь, что и ему хочется лететь быстрее.

До пограничной полосы Леса зэковозу понадобилось около часа времени.

Редошкин первым обратил внимание на изменение цвета ландшафта на горизонте, и Максим снизил скорость аппарата и высоту полёта.

Стал виден пояс плантоидов, разделяющий территорию Большого Леса и массива Леса Бесконечного. Цвет его потемнел с жёлто-зеленоватого до тёмно-зелёного и коричневого.

– А как мы найдём наш самолёт? – неуверенно спросила Вероника.

– Очень просто, – отозвался Костя тоном профессора. – Лес отправил нас домой, когда мы уже перелетели границу со стороны Бесконечного Леса на эту сторону и сели у озерца, чтобы отдышаться и попи… э-э, пардон, отдохнуть. Все вышли, и Лес запустил нас в иномериану. А пепелац так тут и остался. Надо лететь вдоль пограничной полосы плантоидов и по пути искать озеро с самолетом. Так, Макс?

– Академик, – проворчал Редошкин.

– Всем напрячь зрение! – велел Максим.

Зэковоз поплыл над Лесом недалеко от пограничной полосы на высоте пятисот метров.

Поиск демонского «истребителя» мог бы, наверно, затянуться, учитывая, что ни Максим, ни Редошкин не знали точных координат места, где аппарат пересёк границу Лесов. Но удача пришла со стороны, с какой её земляне не ожидали.

– Птицы! – пискнул Костя, разглядев над полосой плантоидов плавно изменяющее форму рассыпчатое тёмное облако.

Это и в самом деле была стая птиц. Она летала вдоль границы Большого Леса на расстоянии около двух километров от неё, но не пересекала невидимую черту, кружа на одном месте дымным крылом.

– Что они делают? – прошептала Вероника.

– Что-то ищут, – предположил Костя.

– Почему они не перелетают сюда?

– Фитонцидный барьер.

– Что?

– Плантоиды, наверно, насыщают воздух над собой особыми запахами – фитонцидами, и птицы не могут преодолеть всю полосу.

– Взлетели бы повыше…

– А на большой высоте их, наверно, отпугивает биополе нашего Леса.

– Чепуха, – сказал Редошкин, – насчёт фитонцидов. Если бы птицы боялись запахов, они вообще бы не смогли летать над пограничной зоной, а они вон в двух километрах от границы танцуют. Биополе – да, согласен, реально.

– Внимание экипажу! – обронил Максим. – Вижу самолёт!

– Где?! – сунулся в экран Костя.

Вместо ответа Максим развернул зэковоз