– Это же здорово! – Артур встал, чтобы налить себе ещё чая. – А можно ли ознакомиться с данными?

– Их пока систематизируют, работы непочатый край, но я тоже попросился поучаствовать, и мне прислали какие-то записи. Там разное есть, я пока мельком только глянул, некогда было. Отправлю тебе сегодня же, уверен, что изучение создателей Согласия поможет нам.

Артур кивнул и сел обратно. Чай слегка горчил, но он смиренно пил его и думал. Ланге тоже ушёл в себя, снова затягиваясь трубкой. Надо же, как всё совпадает интересно. Теперь можно будет включить информацию в модель и сделать прогнозирование гораздо более точным. Вовремя Хилл летит на Марс. И Эби будет интересно послушать…

– Генрих, я забыл сказать, – Артур хитро улыбнулся, отвлекая друга от зевания. – Я к тебе общественную нагрузочку отправляю.

– А? – дёрнулся Ланге. Он уже явно засыпал. Ещё бы, у него поздняя ночь.

– Моя внучка прилетит вместе с Хилл и Чжоу. Позаботься там о ней, на тебя рассчитываю!

– Эбигейл? – оживился Генрих, но тут же смутился. – Это здорово… но… я же не умею заботиться о детях! Совершенно!

– Не бойся, она не такая маленькая, её не нужно водить за ручку. Выдели комнату, и… пожалуй, Джессика и Мичико о ней там позаботятся, не буду тебя нагружать. – Такое решение показалось Артуру лучшим, в конце концов пусть Касэй Ламбер всего семь лет, но они обе девочки, найдут общий язык, может, подружатся.

– Да я вполне могу позаботиться… – снова зевнув, сообщил Ланге. – Просто инструкция нужна… к Эбигейл.

Его глаза часто моргали. Он точно засыпает.

– Не переживай. Верю, что втроём вы справитесь с одной девочкой, – засмеялся Уайт. – Ладно, жду от тебя данных, почитать не терпится. А теперь иди уже спать, ты просто ужасно выглядишь.

– Согласен, это всё мой костюм. В нём очень неуютно, – пожаловался Генрих. После чего они попрощались и разорвали связь.

Артур встал и подошёл к окну. В небе светили звёзды и полная луна. Сто́ит перед сном снова подняться на крышу и полюбоваться безбрежностью мира над головой. Как там говорил Кант? Он вернулся к стеллажу и взглядом отыскал книгу философа. Где-то здесь была точная фраза. Ага. Вот, он даже подчеркнул. Протерев очки ещё раз, Артур прочёл: «Звёздное небо над головой и моральный закон внутри нас наполняют ум всё новым и возрастающим восхищением и трепетом, тем больше, чем чаще и упорнее мы над этим размышляем»[7]. Снова встав у окна вместе с книгой, Уайт перечитал фразу ещё раз и опять обратил взор в небо. Как он сейчас понимал немецкого философа!

Междуглавье первое

Кен Сса, 2 года назад

Огромный зал на вершине десятикилометрового здания был накрыт простым куполом, чтобы сдерживать потоки ветра. Сейчас был поздний вечер, поэтому под ним горели «лампы» – гигантские зависшие шары, испускающие тёплый свет, который создавал внутри эффект дня, но за счёт равномерного освещения ничто не резало глаз. Амфитеатр, радиусом около трёхсот-четырёхсот метров, с располагающимися тут и там площадками с диванчиками и столиками для дискуссий, был заполнен людьми разных рас. Преимущественно тут находились местные сотрудники руководящих должностей, но ещё сотни «присоединились» в виде голограмм – участники с других планет Согласия. Например, представители расы Нуокк – их мир отличался пониженной силой тяжести и высоким содержанием кислорода – им оказалось бы попросту некомфортно со всеми. Хотя, Хейз был уверен, они могли бы легко создать для себя индивидуальные области с комфортной средой, но Вол-Си объяснял ранее, что «эти ребята» за тысячи лет уже привыкли жить на своей планете, редко улетая куда-то. Удивительные существа – высокие и хрупкие с маленькой грудной клеткой, они уютно «расположились» за столиком недалеко от Ричарда, стеснительно усевшегося во главе небольшой делегации землян.

– Сегодня будет что-то важное? – спросил его Абу Вахиб, молодой человек из Эмиратов, прекрасно образованный и тихий. Хотя, поговаривали, что он какой-то родственник одного из эмиров. Впрочем, так о всех говорят, там всё на околоклановой системе основано.

– Наверное, вряд ли они бы созвали общее собрание, если бы было неважно. – Пожал плечами Хейз, оглядываясь и ища глазами знакомые лица. Все выглядели очень серьёзно, разговоров почти не было.

– Вол-Си Гоша не видно, – подметила Сибилла Гамильтон. Англичанка права, обычно Вол-Си на подобных собраниях находил их и садился где-то рядом, продолжая свой «протекторат» юной расы Землян. Однако сегодня пренебрёг традицией.

Они жили на Кен-Сса уже почти год, делегация из пяти человек, назначенных «дипломатами-послами», во главе с Хейзом, который никогда не мечтал забраться так далеко. Его назначили на должность вопреки желанию. Опытных дипломатов отвергли в силу их профессиональной непригодности, но взяли людей более творческих профессий. Например, Абу Вахиб был поэтом, а мисс Гамильтон – композитором. Ещё с ними отправились миниатюрная вьетнамская художница Данг Минь Линь и седовласый грузный философ из Бразилии, Освальду Фариас. Роль самого Хейза вновь заключалась в задании вектора всем этим людям.

Впрочем, в основном у них и не было никакой полезной нагрузки, девяносто процентов времени его «команда» занималась привычным делом – творчеством и изучением культурного массива Кен-Шо, поражающего воображение. Также то один, то другой ходили с ним на собрания, обычно более скромные, где их посвящали в происходящее в разных мирах Согласия и на фронте с Несогласными. Основную массу сведений предоставляли и на Землю, поэтому в своей роли они были скорее более похожи на «свадебных генералов». Ричард был доволен, мало кому выпадает такая возможность, он даже начал писать мемуары, с удивлением замечая, как в нём просыпается талант и страсть к творчеству.

– Приветствую всех собравшихся! – просто и без прелюдий начал говорить кто-то из присутствующих. Голос разносился по залу, но не так, как обычно на Земле – он словно звучал негромко, зато отовсюду. Звучал, ожидаемо, на английском, хотя говорящий пользовался родным языком. Дело было в том, что голос синтезировался в голове благодаря персональному коммуникатору – браслету на руке. Хейз повернулся и посмотрел в центр. Там, на площадке в паре сотен метров от него, возникла гигантская голограмма, столь осязаемая и реалистичная, будто огромный человек и правда