Последний архив
Глава 1. Восьмая капсула
Грузовой транспорт «Персефона» висел в пустоте, как забытая богом железяка — левый борт в тени температурой минус двести семьдесят, правый под слабым светом далёкого Солнца, похожего отсюда на особенно яркую звезду. Двести сорок семь суток дрейфа в поясе Койпера превратили его обшивку в карту микрометеоритных царапин и вмятин, а навигационные огни мигали с усталой неохотой умирающего маяка. Здесь, на краю Солнечной системы, семь человек дрейфовали в грузовике, который по иронии судьбы носил имя богини подземного царства.
В крио-отсеке царила стерильная тишина. Семь капсул выстроились вдоль стен, как саркофаги в древней гробнице. Мягкое голубое свечение индикаторов создавало иллюзию подводного мира — спокойного, безвременного, мёртвого. Температура держалась на отметке минус пятьдесят — достаточно холодно, чтобы сохранить оборудование, достаточно тепло, чтобы не превратить в лёд гидравлику.
В капсуле номер один что-то изменилось.
Сначала это был просто всплеск на мониторе мозговой активности — острый пик среди ровных волн глубокого крио-сна. Потом ещё один. И ещё. Датчики зафиксировали учащение сердцебиения, скачок адреналина, микродвижения глазных яблок под закрытыми веками.
Алексей Волков видел сон.
В этом сне его дочь Маша стояла на берегу замёрзшего озера. Ей было двенадцать — ровно столько, сколько в день его последнего отлёта. Рыжие волосы развевались на ветру, веснушки на носу казались россыпью звёзд. Она что-то кричала, но он не слышал слов — только видел, как шевелятся её губы, как отчаяние искажает детские черты.
Лёд под её ногами покрывался трещинами. Чёрная вода просачивалась сквозь них, поднималась выше, выше...
— Папа! — наконец долетел до него крик. — Папа, они слушают! Они всегда слушали!
Лёд проломился. Маша исчезла в чёрной воде, и в тот же момент...
Сигнал тревоги разорвал тишину крио-отсека. Красные огни замигали в такт воющей сирене. На центральной консоли высветилось: "ПРИОРИТЕТНОЕ СООБЩЕНИЕ. КОД ОМЕГА. НЕМЕДЛЕННОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ."
Капсула номер один зашипела, выпуская облако криогенного газа. Крышка медленно поднялась, являя миру тело командира. Алексей Волков — сорок четыре года, седина в коротко стриженных волосах, шрам через левую бровь — сделал первый судорожный вдох. Лёгкие обожгло переработанным воздухом с металлическим привкусом.
— Мать вашу... — прохрипел он, пытаясь сесть. Мышцы не слушались, словно он пролежал не восемь месяцев, а восемь лет. Медицинский гель тягучими нитями свисал с кожи, холодный и липкий, как слюна.
— Доброе утро, командир Волков, — раздался бесстрастный голос корабельного ИИ. — Процедура экстренного пробуждения инициирована. Рекомендую оставаться в капсуле ещё три минуты для стабилизации показателей.
— К чёрту... показатели, — Волков вывалился из капсулы, едва не рухнув на колени. Ноги подогнулись, но он удержался, вцепившись в поручень. — Харон, что за срочность?
— Получен сигнал уровня "Омега". Согласно протоколу 7.3.1, любое судно в радиусе действия обязано...
— Я знаю протоколы, — перебил Волков, стирая гель с лица. На ладони остались розоватые разводы — следы лопнувших капилляров. Нормальная реакция на экстренное пробуждение. — Источник сигнала?
— Исследовательская станция "Мнемозина". Расстояние: сорок семь астрономических единиц. Координаты...
— Стоп. — Волков замер, капли геля всё ещё стекали по его небритому подбородку. — Повтори название.
— Исследовательская станция "Мнемозина", проект SETI-Deep, регистрационный номер...
— Харон, когда был последний контакт этой станции с Землёй?
Пауза. Даже для ИИ она показалась слишком долгой.
— Одиннадцатое августа две тысячи сто сорокового года. Двести семнадцать лет назад.
В крио-отсеке стало холоднее. Или это Волкову показалось.
— И она подаёт сигнал только сейчас?
— Утвердительно. Сигнал начал поступать тридцать семь минут назад. Автоматические системы классифицировали его как "Омега" на основании... аномальных характеристик.
— Каких именно?
— Сигнал транслируется одновременно на всех известных частотах. Это технически невозможно для оборудования образца 2140 года.
Волков натянул термобельё, морщась от того, как ткань липла к влажной коже. Его движения были резкими, почти злыми — так двигается человек, которого разбудили с плохими новостями.
— Начинай процедуру пробуждения остальных. И выведи сигнал на анализ. Хочу знать, что там...
Договорить он не успел. По крио-отсеку прокатилась волна... чего-то. Не звука, не вибрации — скорее, изменения в самой структуре пространства. Как будто кто-то провёл смычком по струнам.
Индикаторы на капсулах замигали хаотично. На долю секунды Волкову показалось, что он видит восьмую капсулу в дальнем углу — древнюю, покрытую изморозью. Ему показалось, что внутри капсулы что-то шевельнулось. Женский силуэт? Но стоило моргнуть, и видение исчезло.
— Харон, что это было?
— Зафиксирована аномалия неустановленной природы. Все системы функционируют в пределах нормы.
— Это не ответ.
— Это единственный ответ, который я могу предоставить при текущих данных.
Остальные капсулы начали оживать. Первой открылась номер три — медицинский офицер Елена Воронова выбиралась наружу с грацией кошки, которую окунули в ледяную воду. Тридцать восемь лет, преждевременная седина в каштановых волосах, собранных в практичный хвост. Острые скулы и внимательные серые глаза выдавали в ней уроженку северных колоний.
Она постояла несколько секунд, держась за край капсулы, давая телу время вспомнить, что такое гравитация. Медицинский гель стекал с её комбинезона крупными каплями, оставляя на полу липкие лужицы. Профессиональным движением Елена проверила пульс на запястье, потом направилась к медицинской консоли — чуть покачиваясь, но уверенно.
— Протокол экстренного? — Её голос звучал на удивление чётко для человека, только что вышедшего из крио-сна. — Что стряслось, Командор?
Командор — так его называла только она. Остальные предпочитали "Шеф" или "Кэп".
— Док, мёртвая станция ожила, — коротко пояснил Волков. — Двести лет молчания, и вдруг "Омега".
Елена присвистнула, проверяя показатели на медицинской консоли.
— Все жизненные функции в норме, но... — она нахмурилась. — Странно. У всех повышенная активность в префронтальной коре. Как будто вы все видели очень яркие сны.
— Кошмары, — поправил голос из капсулы номер два.
Максим Семёнов, пилот первого класса, выполз наружу с выражением человека, готового кого-нибудь придушить. Невысокий, жилистый, с вечной трёхдневной щетиной и татуировкой на предплечье — координаты Земли. Тридцать четыре года, из которых пятнадцать провёл в космосе.
— Какого хрена, Шеф? — простонал он, вытирая гель полотенцем. — По графику мы должны были дрыхнуть ещё три месяца.
— Сигнал "Омега" отменяет все графики, Моряк, — ответил Волков. Моряк — прозвище Максима со времён службы на орбитальных буксирах.
— "Омега"? — Максим
