Чужая ладонь на мгновение сжалась, она больше не была холодной, скорее теплой и подозрительно родной. Тихий шепот, неслышимый никому другому, произнес слова прямо в голове: «И я знаю, что ты попросишь, и я приму такую длинную формулировку».

Лина высвободила руку, стало холодно. Ее больше не держали, но прикосновение все еще чувствовалось на коже, покалывающим теплом. «Какое решение ты не примешь в жизни, ты всегда будешь жалеть, что не выбрал другой путь.» — зацикленная фраза, возникающая при любом выборе. Слезы полились сами собой. Она знала, что, взяв сейчас славу, деньги и талант, то где-то в будущем, сидя у камина, она выпьет пачку таблеток, потому что усталость продолжит проедать ее внутренности. А выбери она излечение, всю жизнь проведет в борьбе за этот несчастный кусочек признания. Скомбинировав желание, всегда можно что-то не учесть.

Она старалась собраться, но руки дрожали, слезы предательски не желали останавливаться. Усталость мешала думать, ее взгляд зацепился за трещину в столе. Она не решалась соглашаться или отказываться. Ее тело застыло, не шевелясь, словно одно движение, и все это окажется сном. Пока напряжение не перешло в мелкую дрожь.

— Это не сон, — чужой голос вывел ее из транса, и она повернулась на его зов, впервые за весь их разговор встретившись глазами с Третьей. Чужая радужка была такой, что почти не различался зрачок. Это все еще были глаза человека, но чем дольше она смотрела, тем сильнее ее затягивала их чернота, словно абсолютная тьма пещер. В них нет страха, сомнений и жалости.