Я прислушалась и оступилась – так непривычно звучало вокруг. Подобные ноты рождало насквозь промороженное зимнее поле, с которого беспощадной поземкой сдернуло снежный покров. Застывшие жухлые травы, колкие крупинки инея, отражающие лунные блики. И над всем этим – еле слышный звон, затихающий перелив струны.

– Пахнет кровью! – крикнул Данила, мгновенно преображаясь. Колода карт перетекла между пальцами, раскрывшись двумя веерами. – И вроде какой-то травой!

Обухов побежал через двор, к лестнице, ведущей в главную башню. Юэ Лун чуть задержался, выхватывая из рукава талисманы.

– А-ля, останься, – попросил Китаец то ли ласково, то ли жалобно. – Не нужно туда ходить. Лучше вызови командора.

Я почти согласилась с его мольбой: в самом деле, что мне делать в бою, буду мешаться и парней отвлекать. Посторожу территорию, дождусь Фролова с группой захвата. Мне ли тягаться с драконом?

Но в эту минуту из красной башни, нарядной и мрачной одновременно, раздался истошный крик и следом надсадное завывание. Я подумала о Кларе Гордон, но потом с удивлением и паническим ужасом различила гул самолетов, свойственный Пятой сестре.

Там была Кудринка! Долли! И все доводы Юэ Луна, которые тот мог привести, растаяли бесполезной дымкой. Я уже бежала вслед за Данилой, и в левой руке поблескивал гриф, а в правой воинственной саблей отсекал сомненья смычок.

Я не лезла в чужие разборки, я спешила на помощь сестре.

Долли продолжала кричать, как-то глухо, тоскливо, будто в первом вопле выплеснула всю себя, до дна, а теперь балансировала на краю, прежде чем рухнуть в ад. Милая Долли, Даша, красивая рукодельница, заботливая хозяйка…

Ворвавшись в здание завода «Рассвет», я внезапно поскользнулась на чем-то вязком и липком и, наверное, свалилась бы в лиловую лужу, если б не Юэ Лун. Китаец успел, подхватил меня, бережно удержал в объятьях.

– Это ведь Долли кричит, я прав? – спросил почему-то шепотом. – Дарья Васильевна, из МГУ?

– С Кудринской площади, – поправила я, будто это что-то меняло, и сильнее прижалась к Китайцу. Меня колотило от страха.

Весь коридор был как река преисподней: душный, соленый, липкий. Лиловая кровь сменялась алой, а потом вдруг вспыхивала желтым бликом под уцелевшим светодиодом.

Юэ Лун подхватил меня на руки и стремительно полетел, изредка касаясь ботинками пола. Взгляд выхватывал из полутьмы тела, много тел, разодранных, жутких. Безруких, безногих обрубков, от вида которых нервы рвались, как перетянутые скрипичные струны, и больно скручивало нутро. Многие жертвы, я это видела, были с лицевой стороны – алая кровь и ужас в остекленевших глазах, случайные свидетели бойни.

– Не смотри! – приказал Юэ Лун, прижимая меня так плотно, что уже не хватало воздуха, и я пропитывалась его парфюмом с нотками сандала и чабреца.

Но лучше уж так, чем жуткая вонь, что заполнила просторную залу до самого потолка, терявшегося где-то во тьме. Изнутри помещение завода «Рассвет» еще больше походило на замок, возможно, это была иллюзия или параллельное измерение, но витражные окна красили пол сине-зелеными бликами, оттого нагромождение изрезанных тел на черно-белых мраморных клетках было похоже на инсталляцию. Декорация к съемкам фильма о дремучем Средневековье. Если б не удушающий запах.

Судя по вони и вязкой крови, всех убили вчерашней ночью. За полдня помещение успело нагреться, и благопристойный рыцарский зал – с витиеватой мебелью, оленьими рогами на стенах, с жаровнями на треногах – наполнился отвратительным гулом и жужжанием многочисленных крыл. Я лишь крепче вцепилась в Китайца.

– Сюда! – закричал нам Обухов от лестницы, ведущей наверх.

Курсант активировал несколько карт, чтоб осветить место трагедии. В их отблеске я увидела труп, сидящий у первой ступени, – немолодой мужчина, с волосами до плеч и легкой небритостью, которая ему очень шла при жизни, а теперь пугала синюшным оттенком. Смерть стерла краски с его лица, исказила черты гримасой то ли боли, то ли бессилия. Он будто пытался крикнуть тем, кто прятался наверху, предупредить об опасности. До последнего вздоха защищал проход, цепляясь в ноги убийцы.

Я не видела его раньше, может, не обратила внимания или в прошлую нашу встречу обманулась вычурным гримом, но погибший был слишком похож на Михаила Гордона: тот же овал лица, тот же рост и большие голубые глаза.

Когда Юэ Лун пролетел сквозь весь зал, возле тела старшего Гордона шевельнулась смутная тень, живая в этом аду.

Я вгляделась и едва опознала Долли, прижимавшую к губам руку Матвея: милая, кроткая Кудринка походила на ведьму из хоррора. Она уже не кричала, просто сидела с потерянным видом, зареванная, всклокоченная, с расцарапанной ногтями щекой, безумная и опасная. Я ощутила силу высотки, слабый ток под ее ногтями, услышала, как Даша Сорокина, Пятая сестра Лицевого корпуса, пытается влить энергию, оживить, вернуть из-за Кромки убийцу, превращавшего людей в марионеток.

Я смотрела, не верила, но понимала, сочувствовала ей всем сердцем. Может, нам семерым на роду написано влюбляться в бессердечных чудовищ?

Но все-таки – Долли и Матвей Гордон?

– Как она попала в это безумие? – чуть слышно спросил Юэ Лун, оглядываясь по сторонам.

В вязкой жиже на полу отчетливо стыли отпечатки кроссовок курсанта, а других следов не было видно. Но Обухов без раздумий ткнул в угол, на слегка приоткрытый проход под лестницей. Здесь даже воздух был чуть свежее, отдавал прохладой и влажной плесенью, как из подвала с текущей трубой. То есть одна из легенд «Рассвета» на наших глазах обернулась правдой: здесь действительно проложили подземный ход от башни на Кудринской площади, в народе «Дом авиаторов», до завода, где трудились жильцы высотки!

Тайный ход, соединивший две крайности – со-здание Лицевого корпуса и главу исподнего клана, второго по силе в Москве.

Я попыталась обнять сестру, оттащить ее от трупа Матвея, но она зарычала, как дикая кошка, и продолжила бессмысленно расходовать силу, надеясь исцелить и вернуть любимого. Я уже не слышала музыки Гордона, лишь отзвук гуциня – последний удар, оборвавший исподнюю жизнь.

– Синг Шё, – прошептала я Обухову.

Данила покачал головой.

– Здесь убивали иначе. Почерк дракона в Доме Иллюзий был лаконичным и жестким. Он пытал лишь Петра Кондашова, остальных прикончил сравнительно чисто. Здесь же будто метался зверь, раздирая людей как ненужные письма. Прости мне сравнение, но так убивал один нелюдь в середине тридцатых годов. Тот же стиль, тот же кровавый след.

– Между прочим, тот нелюдь играл на рояле! – злым шепотом возразила я. – А здесь ни малейшего намека на клавиши.

– Между прочим, теперь он сменил инструмент!

Хотелось крикнуть, что Григ был со мной, доказательства