– Что значит – он владелец лавки?

– Это значит, он мой внук, – ответила Сорчия. – Я предполагала, что это так, ведь он копия своей матери – моей дочери Шарлотты – в молодости, но уверена не была. Видите ли, моя дочь не хотела иметь с лавкой ничего общего. Она хотела учиться в Сайнтифике. Потом она встретила твоего отца, Твен, и они стали неразлучны. При нашей последней встрече мы ужасно поругались, и я с ней больше не разговаривала. Но я надеялась познакомиться с тобой. Или с твоим братом. И ты, конечно же, уже знаком со своим дедом.

– С моим дедом? – В голове Твена еще не уложилось, что они нашли Кинту, что участвовали в бою, что Сорчию ранили, – а теперь он пытался уяснить, что все это время у него была бабушка, а он об этом не подозревал.

– С Марселем, – со слабой грустной улыбкой ответила Сорчия. – Полагаю, ему тоже известно, кто ты, хотя я ему об этом не говорила.

– Но Марсель молод, а вы… нет. – Твен прижал к боку Сорчии салфетку, стараясь остановить кровь, текущую из раны.

– Когда-то мы оба были молоды, – сказала Сорчия, и ее глаза затуманились. – Я говорила тебе, что Марсель делает карты из пространства и времени и что он куда старше, чем выглядит.

Такие новости быстро не осознáешь, а время поджимало. Сорчия слабела на глазах, очередная салфетка пропиталась кровью, и Твен заменил ее на протянутую Кинтой.

– И что мне делать с этим ключом? – тихо спросил он.

– Все что пожелаешь. – Сорчия оглядела комнату и прищурилась, заметив статуэтки, запутавшиеся в люстре. – Если хочешь лавку, она твоя. Можешь раскрывать ее секреты, бродить по ее комнатам и связать с ней жизнь, пока не передашь по наследству. Если ты так решишь, конечно же.

– А если я не хочу эту лавку? – спросил Твен. Кинта ущипнула его за ногу.

Сорчия вскрикнула от боли, и ее тело свела судорога.

Она прижала руку к окровавленной салфетке, закрыла глаза и долго не открывала. Наконец глаза открылись, и старуха продолжила:

– Если ты не хочешь лавку, она исчезнет с лица земли. Ты сможешь жить обычной жизнью и однажды, в отдаленном будущем, забудешь, что лавка «Вермиллион» и я существовали.

– Нет! – выпалила стоявшая рядом Кинта. – Твен, ты не можешь так сделать. Мы не можем так сделать. Эта лавка – величайший дар. Это восторг и тайна. Нельзя допустить, чтобы она исчезла с лица земли.

Твен взял ее за руку. Его прекрасная звездная девочка, выглядевшая так, будто и она в этом мире надолго не задержится. Три ее подруги рухнули на кушетку посреди лавки и спали, обняв друг друга. Наверное, магия возвращения в Северон усыпила их.

Справится ли он? Сможет ли привязать свою жизнь к этой странной лавке с бесчисленными комнатами, ждущими, когда их исследуют? А как насчет приключений, на поиски которых он мечтал отправиться? Как насчет стран, которые он мечтал посетить? Как насчет высот, которых он мечтал достичь? Сбудутся ли мечты, если он застрянет в этой лавке? Твен знал, что Сорчия могла отлучаться из нее, но на какой срок? Сможет ли он пожертвовать свободой ради жизни в лавке «Вермиллион»?

– Давай попробуем вместе, – тихо предложила Кинта. – Если хочешь, я останусь в лавке с тобой.

Их взгляды встретились, и у Твена замерло сердце. Они могли бы прекрасно здесь жить. Нет, они стали бы прекрасно здесь жить, не умирай Кинта от того, что из нее вытащили столько звездного света. Наверняка существовал магический способ улучшить ее состояние.

Сделав долгий медленный выдох, Твен принял решение.

– Я приму лавку, – сказал он Сорчии, – если вы объясните, как вылечить Кинту.

Тут Сорчия засмеялась: бледная тень былой жизнерадостности в ней осталась.

– Очень рада, что ты так сказал. Мне гадко при мысли о том, что меня в этом мире не будет, но при мысли о том, что в этом мире не будет лавки «Вермиллион», еще гаже. – Старуха повернула голову к Кинте и медленно погладила окровавленную кружевную шаль. – Милая, ты прекрасно справилась. Ты войдешь в историю как одна из величайших кружевниц. Но теперь ты знаешь страшный секрет магии.

– Хватит с меня кружевоплетения, – твердо проговорила Кинта. – Я хочу просто жить.

Твен стиснул ей руку, словно таким образом мог удержать на этом свете.

– Ты будешь жить. – Сорчия судорожно вдохнула. – Лечение довольно простое: возьми любой оставшийся кусок звездного света и час отваривай. Получится мерцающий чай, который можно пить. Когда приготовишь целую чашку, поделись с подругами. Пейте чай по ложечке в течение месяца, и звездный свет у вас в телах восстановится. Но тянуть нити больше нельзя, не то все лечение пойдет насмарку.

– Такое лечение мне по силам. Спасибо! – отозвалась Кинта и осторожно убрала прядь волос Сорчии за ухо.

– Будьте добры друг к другу, милые мои, – шептала Сорчия. – Начинайте каждое утро с поцелуя, вместе находите чудеса, не забывайте шутить и смеяться. В этом секрет долгой совместной жизни.

– Так мы и сделаем, – пообещал Твен, посмотрел на Кинту, и девушка взгляд не отвела.

– Так мы и сделаем, – повторила Кинта.

– Прощайте! – Сорчия подняла руку, нежно коснулась сперва Кинтиной щеки, потом щеки Твена. – Вы оба проявили себя замечательно, я очень рада, что мы познакомились. – Губы Сорчии изогнулись в слабой загадочной улыбке, и она испустила дух.

Кинта и Твен немного подождали – вдруг Сорчия скажет что-то еще или встанет и посмеется над их тревогой. Но старуха не шевелилась.

– Кажется, она умерла, – тихо проговорила Кинта. – Она спасла нас, а теперь умерла. – Голос у девушки дрогнул.

Твен вытер слезу, появившуюся в уголке глаза:

– Думаю, она прожила хорошую жизнь.

Твен осторожно закрыл Сорчии глаза, потом взял Кинту за руку и помог ей подняться. Они вместе подошли к окну и посмотрели на улицы Северона. Лавка вернулась в Вермиллион, и Твен не сомневался, что рано или поздно их разыщет миссис Дэвенпорт. Пока они там стояли, Маффин, черный песик Сорчии, залаял за дверью у прилавка. Твен почти забыл о нем и сейчас пустил в главную комнату. Маффин подбежал к Сорчии и боднул ее головой. Старуха не шевельнулась, и песик завыл так, что казалось, будто он плачет.

Кинта взяла песика на руки и прижала к груди.

– Можешь поверить, что все это твое? – спросила она Твена, обведя рукой лавку и секретную дверь, за которой скрывались бессчетные тайны.

– Это наше, – поправил Твен, обнимая ее за талию. – Ты такая же часть лавки, как и я. – Он погладил