Тем временем лохмач покряхтывал, сотрясая тусклую шерсть.

— Ох-ох-ох, — бормотал он, и его голос звучал как шорох сухой листвы, хотя Алексей слышал его не ушами, а прямо в голове. — Когда же это все закончится? Эти времена, эти люди… Прошли, прошли мои времена. Скучаю по барину, по хозяйке…

Он горестно покачал головой.

— Эх, а может, и неплохо, что ребятишки здесь будут. Пионеры… Детвора всегда веселая…

Ребята начали складывать рухлядь. Игорь и Зина (одна из одноклассниц) схватили две большие кипы старой, заплесневелой бумаги и с кряхтением потащили их к скрипучей лестнице.

— Мы сейчас вернемся! — крикнул Игорь.

Когда друзья спустились, Алексей нагрузил себя тяжелым ящиком, полным старого типографского свинца.

Он сделал шаг к лестнице, когда лохмач спрыгнул с балки. Существо, до того сливавшееся с тенью, теперь стояло прямо перед ним, его желтые глаза смотрели с почти человеческим любопытством. Из-за своей полупрозрачности оно казалось не твердым объектом, а внезапным искажением в воздухе.

— Ну хоть ты со мной поговори, чудочеловек! — прозвучало в голове Алексея. Голос был негромкий, но от нахлынувшего звука и внезапного прямого контакта Алексей чуть не уронил тяжелый ящик, едва удержав его Силой.

Он застыл, не смея пошевелиться, продолжая делать вид, что видит только грязную балку перед собой.

Хозяин Дома

— да брось притворяться! — прозвучало в голове Алексея настойчивее, заставив его чуть качнуть ящиком. — Не ломай мне комедию, чудочеловек. Я же чую твою колдовскую кровь. Она у тебя звенит, как новая струна!

Алексей медленно опустил тяжелый ящик со свинцом на прогнивший пол. Свинец стукнулся о дерево, и звук эхом разнесся по чердаку. Он больше не мог делать вид, что не замечает существо.

— Кто ты? — прошептал Алексей одними губами, стараясь, чтобы голос не сорвался.

Лохмач фыркнул, и его серая шерсть слегка всколыхнулась.

— Я? Я — хозяин этого дома. Точнее, был им. Домовой. Пятьдесят лет тут сижу, как паук, один-одинешенек. Никто не видит, никто не слышит, а те, кто слышат, — те давно сбежали или… забыли. А ты вот, ты видишь.

— Какое колдовство? — спросил Алексей, отступая на полшага. — О чем ты говоришь?

Домовой хихикнул, звук был похож на скрежет сухой ветоши. Он ткнул своей длинной тощей рукой-веткой прямо в ящик, который Алексей только что опустил.

— Об этом я говорю! Ты его только что держал. Свинец тяжелый, а у тебя в руках он был, как пустая коробка. Ты же сам его несешь, а он невесомый. Это твои выкрутасы? Твоя Сила? Как ты её ни зови — она колдовство. И она звенит, я тебе говорю!

Алексей провел рукой по ящику, на который он только что подсознательно протянул Силу. Он почувствовал остаточный, знакомый гул. Домовой не просто видел его Эффект Слепого Пятна; он чувствовал его Силу.

— Ты давно меня видишь?

— С тех пор, как ты сюда вошел! — Домовой присел на корточки. — Твоя Сила — она громкая! Она звенит, когда ты её используешь. А эти выбросы, о которых ты думаешь… их далеко чуют. Но я… я привязан к этому Дому, Леша. Я тебя почувствовал, только когда ты ступил на этот чердак.

— Я думал, я один, — признался Алексей.

Филя тяжело посмотрел на него.

— Думаешь, почему? Потому что вы, маги, упрямые! Большая часть сбежала на Запад или в Америку. Те, кто остался, — либо в шарашках работают на страну, либо учатся скрываться лучше, чем ты.

— А что за перемены?

Филя нахмурился, и его спутанная борода зашевелилась.

— Перемены, Леша, идут. Мир изнашивается. Граница между здесь и там тоньше становится. И чую я, чую, что с Запада, из-за границ… идет беда. Оттуда тянутся щупальца. Они ищут колдовскую кровь. Хотят украсть тех, кто остался, или завербовать. А я…

— А я с этого чердака ни ногой. Дом держу.

В этот момент снизу, со стороны лестницы, раздался грохот и бодрый, но недовольный голос Игоря:

— Леха! Ты там что, уснул?! Мы тебя уже ждем!

Алексей мгновенно пришел в себя. Он стоял посреди чердака, разговаривая с невидимым для остальных существом.

— Мне нужно идти, — прошептал он в сторону Филе, быстро хватая ящик со свинцом.

— Но, чудочеловек…

— Я вернусь ночью. — Решение было принято мгновенно. — Я приду, и мы поговорим. Принесу угощение.

Филя не успел ответить. Алексей уже взвалил ящик на плечо. В проеме лестницы показались сначала голова Игоря, а затем Зина.

— Ну наконец-то! Мы думали, ты утонул в макулатуре! — Игорь окинул чердак подозрительным взглядом, но его глаза, конечно, не зацепились за комок шерсти на балке.

Алексей, сгибаясь под тяжестью свинца, выдал лучшую имитацию усталости:

— Тяжело тут у вас, ребята. Как на заводе.

Он поспешил вниз, унося свой секрет и неожиданный, древний ключ к миру волшебства.

Сделка с хищником

Ленинград заканчивался здесь, в старом заводском районе за Обводным каналом. Тут уже не было гранитных набережных и барочной лепнины. Здесь царили красный, закопченный кирпич, ржавые рельсы и глухие заборы, за которыми гнили остовы списанной техники.

Валька-Козырь поежился, хотя вечер был теплым. Он шел к старому, двухэтажному дому, который, казалось, держался только на честном слове и слоях грязи. Местные обходили это место стороной. У здешних обитателей была дурная слава — говорили, что они не просто бандиты, а настоящие душегубы, которые рвут своих врагов голыми руками.

В нос ударил резкий, тошнотворный запах — смесь сырости, гниющего мусора и, что самое странное, мокрой псины. Этот запах здесь стоял всегда, пропитывая стены и одежду.

Валька толкнул тяжелую, разбухшую дверь. Внутри было темно.

— Стоять, — прозвучал сиплый голос.

Путь ему преградил незнакомец. Лицо у него было изможденное, серое, с темными кругами под глазами, словно он не спал неделю. Он двигался дергано, нервно.

— К кому? — спросил охранник, не опуская руки, которая, как заметил Валька, заканчивалась грязными, обломанными, но удивительно крепкими ногтями.

— У меня дело к Драугу, — голос Вальки дрогнул, но он постарался добавить веса. — Это касается нашего… общего дела. Он знает.

Охранник не ответил. Он шагнул вплотную к нему. Козырь напрягся, ожидая обыска по карманам, но незнакомец сделал другое: он с силой втянул носом воздух у шеи Вальки, а затем провел носом по его плечу, обнюхивая его, как дворовая собака.

Вальку передернуло от омерзения и страха, но он не двинулся.

— Чисто. Иди, — бросил охранник, теряя интерес, и кивнул на дальнюю дверь.

В комнате, куда вошел Валентин, окна были заколочены досками. Единственным источником света была тусклая лампа под потолком, в которой билась