– Тимир, – Верочка приблизилась, прижалась грудью к предплечью. – Тимир, нужно идти. Пойдем. Пожалуйста. Не надо больше на это смотреть.

Тимка наконец оторвал взгляд от того, что осталось от отца. Отстранил девушку, шагнул к прикорнувшей в траве двустволке. Тщательно ее осмотрел. Выщелкнул патроны, упрятал в карман. Прикладом разрыл податливый грунт. Собрал разбросанные по сторонам кости, уложил в образовавшуюся воронку. Осторожно, бережно опустил туда же отсеченную от отцовского тела голову. Присыпал землей. Вновь зарядил ружье и, наконец, обернулся к остальным.

– Рюкзак забирайте, – крикнул он Олегу. – Все. Пошли.

Полчаса спустя напоролись на еще одного мертвеца.

– Этого мы хоронить не станем, – сказал Тимка. – Пускай его лесное зверье сожрет. Теперь понятно, как оно было.

– Как было? – эхом откликнулся Олег.

– Этих двое. Один сбежал, но потом вернулся. Забрал рюкзак. Другой оставил, потому что оба унести не смог. И второе ружье брать не стал. Дружок его к тому времени уже сдох. А этот, надеюсь, еще жив.

– Зачем? – не понял Олег. – Зачем надеешься?

– Затем, что я убью его.

«Метров сто», – прикинул расстояние между речными берегами Хорь.

С одной стороны – пустяки. С другой – в голове мутило с похмелья, ломило хребет, а ноги и руки слушались кое-как. Осторожность подсказывала, что надо переждать, но желание поскорее убраться прочь перевешивало. Потоптавшись минут десять на месте, Хорь наконец решился. Трижды сплюнул на удачу и шагнул в реку.

Вода была ледяная. На полпути ноги одеревенели от холода, бороться с течением становилось все тяжелее. Чудом удерживая равновесие, Хорь преодолел стремнину. С каждым шагом теряя силы, двинулся дальше. Он споткнулся о донные камни и рухнул на бок, когда до берега осталось всего каких-то двадцать шагов. Хорь заорал от прошившей левую ногу боли и забарахтался в ледяной воде. Он сам не знал, как удалось подняться и доковылять до береговой кромки. Ступив на сушу, Хорь рухнул лицом вниз и потерял сознание.

Он понял, что настал конец, через минуту после того, как пришел в себя и, подвывая от боли, стянул кирзачи. Левая нога распухла и отзывалась болевыми прострелами, стоило к ней прикоснуться. Перелом, осознал Хорь. Теперь он не дойдет – сдохнет здесь от голода, когда припасы закончатся.

С четверть часа он боролся с паническим желанием застрелиться, благо двустволку от соприкосновения с водой уберег. Когда всплывшее на востоке солнце разогнало хмарь утренних сумерек, панику удалось подавить. Извиваясь на земле, Хорь разделся догола. Ползком натаскал хворосту и разжег костер. Часа три отогревался, сушил вымокшее тряпье. Когда костер прогорел, заставил себя умять пару сухарей и банку сардин. Затем прикинул шансы.

Ковылять на одной ноге с ружьем и рюкзаком за плечами он не сможет. Но сможет ползти. На ум пришел читанный в детстве рассказ про сломавшего в лесу ногу, но все же доползшего до морского берега мужика. Хорь запамятовал, кто написал рассказ и как звали доползшего, но прекрасно помнил, что тот, несмотря ни на что, уцелел.

Километра четыре в день, прикинул Хорь. Или даже все пять. Если повезет и на пути не будет новой реки, дней за десять-двенадцать он доползет до железки.

– Тимир, что это?!

Тимка не глядя схватил Верочку за предплечье, замер, всматриваясь в вечернюю хмарь.

Костер догорал. Олег с Надей, прижавшись друг к дружке, спали. Вокруг было тихо, но с севера доносился гул, тяжелый, тугой, будто кто-то невидимый методично и яростно колотил по земле.

Тимка попятился, затем бросился к костру, в пять секунд затоптал тлеющие уголья.

– Подъем, – выдохнул он. – Быстро! Буди их!

Гул нарастал. Верочке показалось, что земля задрожала у нее под ногами. Олег с Надей вскочили и теперь ошеломленно протирали глаза.

– Уходим, – Тимка подхватил ружье, нашарил в темноте Верочкину руку. – Быстро!

Он повлек девушку за собой. На ходу обернулся. Олег суетливо навьючивал на себя рюкзак. Надя стояла недвижно, будто окаменела. Раскаты гула стали оглушительными, но видно по-прежнему ничего не было.

– Скорее, – в разрыв между раскатами рявкнул Тимка. – Ну же, ну!

В этот миг на северном горизонте вырос исполинский силуэт, и к гулу добавился рев, страшный, надтреснутый. Истошно заорала Надя.

– Бежим! – Тимка, не выпуская Верочкиной руки, рванулся на юг.

Гул и рев накатывали на них, оглушали. Страх навалился на Верочку, закружил голову, вытеснил все мысли, кроме одной: спасаться, бежать, куда угодно, лишь бы отсюда прочь.

Ослабшие ноги повиновались плохо, Тимке приходилось тащить девушку за собой.

– Не оборачивайся, – задушливо шипел он на бегу. – Только не оборачивайся!

Обернулся он сам, когда гул и рев стали уже нестерпимыми. На мгновение застыл, будто врос в землю. Затем оттолкнул Верочку и сорвал с плеча ружье.

Огромное, похожее на исполинского вепря чудовище, раскачиваясь на бегу, догоняло Надю. Тимка вскинул двустволку.

– Нет! – заорал Олег. – Нет! Не-е-е-ет!

Тимка выстрелил из обоих стволов. В четыре резких движения перезарядил, выстрелил вновь. Чудовище дернулось, будто его ожгли плетью, но не остановилось, лишь взревело так, что у Тимки заложило уши. Миг спустя тварь настигла Надю. Подхватила ее передними лапами, вздернула и разорвало пополам.

– Назад, – заорал Тимка Олегу. – Назад!

Тот, казалось, не услышал. Он больше не кричал и не двигался. Обмер и покорно ждал, когда зверь настигнет его.

Тимка выстрелил вновь. Выругался, забросил ружье на плечо и метнулся к Верочке.

– Мама, – исступленно шептала та. – Папа… Мама…

– Их больше нет, – крикнул Тимка. – Бежим!

Он вновь схватил девушку за руку, рванул за собой. В полусотне метров к северу чудовище настигло Олега. Ударом лапы свалило на землю, раздавило столбообразными ножищами.

– Бежим!

Верочка не знала, сколько времени длилось бегство, и не помнила, как удалось уйти. Она пришла в себя на берегу мелководной реки, когда стало уже светать. Бессильно упала на колени, затем повалилась ничком.

– Все, – выпалил Тимка. – Оторвались.

Он бурно дышал и говорил еще что-то, но смысл сказанного до Верочки не доходил. Мертвая, разорванная пополам мама и раздавленный отец застили разум.

Тимка присел на корточки, осторожно погладил девушку по щеке.

– Мы живы, – бросил он. – Живы. Это главное. Я знаю, что я для тебя никто. Минутная прихоть, не больше. Но это неважно. Пару часов отдохнем, затем перейдем реку. Я перенесу тебя.

– Мы оба друг для друга никто, – тихо, едва слышно проговорила Верочка. – Оставь меня. Уходи.

Тимка скривил губы.