Сердце замлело и забилось часто-часто. Не знаю, что испытывала ко мне Женевьева, но я любил её, так страстно и пылко, так преданно, что и сам не мог объяснить себе это. В груди созрело нежное трепетное чувство, оно будило во мне потребность каких-то яростных действий, что принесли бы мне любовь девушки, словно на блюдечке с голубой каёмочкой. Хотелось бежать, что-то делать и, получив желаемое, целовать, целовать, целовать.

Я с трудом смог отвлечься от будоражащих фантазий, реальность оказалась гораздо прозаичнее и неопределённее. И всё же, как сладка её рука, протянутая для поцелуя, как прекрасны уста, что говорили мне: «Спокойной ночи», провожая меня в другую квартиру, как блестели её глаза, нежно смотрящие на меня. Наверное, это любовь, и любовь взаимная! Промучившись в сладкой истоме ещё с полчаса, я заснул, вырубившись, как будто кто-то одним щелчком выключил свет во всём мире.

Проснулся я от голоса старушки, у которой ночевал.

— Вставайте, сударь, вам пора!

— А⁈ Что⁈ — не мог понять я спросонья.

— Вам пора умыться, причесаться, и я вам приготовила крепко заваренный чай, вас ждут в полдевятого утра, а сейчас уже почти половина восьмого.

— Да-да, я сейчас, — сообразил я, наконец, где нахожусь и почему.

Умыться, причесаться и сделать всё остальное я успел за пятнадцать минут, ещё десять приводил в порядок свою одежду и минут двадцать чаёвничал с доброй старушкой, выслушивая её охи и ахи и рассказывая о том, что старушку интересовало больше всего. К положенному времени я стоял перед дверью графини и жал на дверной звонок. Заливистая трель оповестила прислугу, и дверь почти сразу распахнулась. Меня ждали.

— Как вам спалось, барон? — спросила у меня графиня.

— Хорошо, но я долго не мог заснуть, прислушиваясь к тому, что творилось за окном или у вас.

— Весьма похвально, мы тоже плохо спали, переживая за будущее. Впрочем, всё в наших руках. Проходите, будем ждать броневик.

Графиня откровенно нервничала, Женевьева стремилась оказаться поближе ко мне, и в то же время держалась от меня на расстоянии. Охранник Питирим то и дело выглядывал в окно, а потом, махнув рукой, спустился в дворницкую и уже оттуда смотрел на улицу. Не нервничала только гувернантка, что оставалась здесь присматривать за квартирой, и откровенно этому радовалась. Меня же ничего не радовало, но что-то менять оказывалось слишком поздно, да и не нужно.

Так в ожидании прошло какое-то время, и без пяти минут девять к дому подкатил довольно большой броневик, которого раньше я никогда не видел, а с ним вместе и грузовик с солдатами, перевозившими в кузове какие-то большие железные ящики.

Броневик просигналил, на звук тут же вышли охранник с дворником и после обмена любезностями и вопросами, охранник поднялся к нам и сообщил, что прибыли те, кто и должен забрать семью графа Васильева.

— За нами, говорят, показали документ и предписание, всё верно, нужно собираться.

— Ясно, тогда нам пора, — коротко сказала графиня. — Питирим, берите мои вещи, а вещи Женевьевы возьмёт барон. Спускаемся, садимся в броневик и уезжаем. Барон, вы с нами?

— Конечно! До вокзала недалеко, я бы хотел вас усадить на поезд, а потом уже ехать по нужному адресу, он тоже недалеко от вокзала находится, так что, я успею.

— Хорошо. Барон, я уже говорила вам, что графы Васильевы не забывают того, что ради них сделали? Вы уже один раз фактически спасли мою дочь и помогаете сейчас, я этого не забуду. Женевьева, у тебя есть три минуты, после чего ты должна спуститься вслед за мной.

— Я поняла, мама, — сказала Женевьева, и её глаза отчего-то вспыхнули. Я ничего не понял и просто кивнул.

— Не увлекайся, а то опоздаешь, — вновь о чём-то предупредила графиня и, скомандовав Питириму идти вперёд, вышла из квартиры.

Хлопнула входная дверь, на время отрезав нас от лестничной клетки, гувернантка тут же развернулась и скрылась на кухне, принявшись возиться там с посудой, я было потянулся за большим кожаным саквояжем, когда наткнулся на странный взгляд Женевьевы. Сделав ко мне шаг, она приблизилась настолько, насколько это возможно. Ещё чуть-чуть и я смог бы коснуться её груди, стянутой узким лифом платья и сейчас начавшей бурно вздыматься.

— Фёдор, скажите, вы поедете воевать?

— Да, таков приказ императора, о котором мне сообщили вчера.

— Это очень опасно.

— Да, но…

— Вы должны мне пообещать, что выживите, несмотря ни на что.

— Да, но я…

— Я могу вас больше не увидеть, и это меня пугает. Я хочу, чтобы вы всегда находились рядом со мной.

— Нет, я не смогу вас не увидеть, потому что… Да, я очень хочу находиться с вами рядом всегда… Я… вы…

— Барон, у нас осталось всего две минуты, не теряйте даром время, — неожиданно решительно сказала девушка, я не понял её, какая-то пелена глупости накрыла мой мозг, но Женевьева предполагала это и решила всё взять в свои руки. — Обнимите меня, другой возможности у вас не будет!

— Я… — кровь бросилась мне в голову, отчего я полностью перестал соображать, сделал какой-то крохотный шажок, достойный разве что лилипута и, бросившись, словно в омут с головой, резко обнял Женевьеву.

Голова закружилась так сильно, что я почти потерял сознание, в грудь уткнулось что-то твёрдое и одновременно упругое, я наклонил лицо, не решаясь поцеловать девушку, но она уже сама нашла мои губы и, обвив нежными белыми руками мою шею, впилась в них, как будто оголодавший вампир.

Не знаю, сколь долго длился наш поцелуй, но я ошалел настолько, что полностью потерял счёт и времени, и пониманию того, где нахожусь. Сжимая в объятиях тонкий девичий стан, я погрузился в Рай, такой, какой я себе представлял. Наверное, он у каждого свой, но мой выглядел именно таким, как сейчас.

Женевьева, несмотря ни на что, всё контролировала и, резко отстранившись от меня, сказала.

— Нам пора, барон. Берите вещи и бегом вниз,