Я хотел спросить почему, но и сам начал припоминать: когда сгорел бар «Логово», связанные с ним люди погибли, наложили на себя руки, впали в кому или сошли с ума. Всё, от чего мы пытались избавиться, переложив на Ловец, после злокачественного перерождения вернулось в стократном размере.

– Ну и хер бы с ним, – пробормотал я и закрыл глаза.

Спа-а-ать. Поскорее бы вернуться в небытие и уже не выныривать.

– А… Шпала? И мама твоя?.. – через время спросила Кара.

– Они тоже? – Я почувствовал холодок, и вызван он был не стылым бетоном или моросью.

– Много кто ещё… «Депрессивное», «Вербное», Уна, Рин – вообще без шансов. Ещё с полсотни могут и выжить, но вряд ли оправятся.

Преодолевая головокружение, я опёрся на локоть, потом сел по-турецки, сутулясь и поддерживая себя руками.

– Я тоже почувствовал. Пока мы были в той… Галлюцинации. А делать-то что?

– Есть одна идея, – ответила Кара, – только тяжко очень будет. И не факт, что получится.

Мысли перекатывались нехотя, как бильярдные шары в замедленной съёмке, и никак не попадали в лунки. Пока я формулировал следующее предложение, в наш мирок, до краёв полный усталой муки, ворвался Док.

– Пал! Кара! Господи, я вас еле нашёл! «Скорая» уже едет. У вас же получилось?! Получилось, да?

Мы воззрились на него, как на инопланетянина, говорившего на птичьем языке.

– Все нитки вдруг истлели, как в ускоренной перемотке, только кучи пепла остались. У меня в глазах зарябило: улицы словно перестроились, выправились, где-то дома новые появились, где-то исчезли. По картам посмотрел: теперь всё как в навигаторе, – его глаза лихорадочно блестели, но Док со знанием дела посмотрел наши с Карой зрачки, измерил пульс, – врачей вызвал сразу.

– Где мы… Конкретно?

– На месте бара. Тут теперь большой пустырь. Смотрите, все тут, – он обвёл бетонное поле широким жестом, и мы увидели среди куч пепла несколько вяло шевелящихся тел, – на прилегающих переулках тоже людей много. Никто не ранен, но они в шоке.

– Мама? – перебил его я.

Воодушевление на лице Дока поблекло.

– Дея жива. Но она пока не очнулась. Как и ещё несколько человек, среди них высокая девочка-подросток. Наверно, твоя сестра, Кара.

– О нет… – Кара с силой потрясла головой, встала на ноги.

– Вы знаете, что с ними?

– Док, пожалуйста, убедите врачей, что я и Пал в норме. Нельзя, чтобы нас сейчас закрыли в больнице. Нам с Палочником нужно кое-что сделать.

– Неужели ты и вправду хочешь, чтобы мы… – Одна мысль о том, что придумала Кара, повергла меня в ужас.

– Ради себя я бы не стала. Но они не выживут без Ловца. И… ты не выживешь. Мы должны зажечь искру.

– Так, так, так, все искры, фейерверки и блуждающие огоньки только после оксигенотерапии и глюкозы внутривенно! – Док кинул на землю куртку и попытался снова усадить Кару. Она стала отбиваться – откуда только силы взялись.

– Нет-нет, Док, она права, – нехотя признал я, – пожалуйста, присмотри за мамой. А за нас не волнуйся.

– Да, и за Шпалой! Разговаривай с ними, попытайся согреть, даже если кажется, что они не слышат. И ещё здесь должна быть девушка… Радуга… – Кара прошла несколько шагов, придерживаясь за низкий обломок стены.

Я тоже огляделся с высоты своего роста и почти сразу нашёл Радугу. Она лежала возле неестественно выгнувшейся Вербы и Некрюка, свернувшегося в позе эмбриона.

– Вот Радуга, с персиковыми волосами. Надо спешить, – нехотя произнёс я.

Док, который своими глазами видел, как после нашего вторжения истлел чудовищный Ловец, решил вновь довериться нам с Карой. Мы заковыляли к тому месту, где когда-то был выход из «Паучьего подвала», и, уже выйдя в переулок, услышали приближающиеся сирены «Скорой». Интересно, как Док будет объяснять, что здесь произошло…

Бросив последний взгляд на пустырь, я увидел, как он кладёт маму на свою куртку, заботливо склоняется над ней, слушает сердцебиение. Его губы беззвучно шевелились. Я больше не чувствовал ничего похожего на ревность или подозрительность. Душу грело осознание, что мама в надёжных руках. Орхидея… Это ж надо такое выдумать!

– Что ты имеешь в виду под «зажечь новую искру»? – спросил я у Кары. – Создать свой Ловец?

– Угу. – Она мрачно ковыляла вперёд, похоже, в сторону автобусной остановки.

– Навскидку вижу штук десять минусов в твоём плане. Во-первых, ты хоть в общих чертах представляешь, как это делается? Во-вторых, я с каждым шагом всё больше хочу сдохнуть, мы и самолётик бумажный сложить не в состоянии, не то что какую-то мистическую хтонь. В-третьих, что, если у нас получится чудище похлеще, чем у Рин с Уной?

– Будешь нагнетать, я точно…

Кара споткнулась и растянулась на потрескавшемся асфальте. Слабо пошевелив руками, она оставила попытки встать.

– Искра так искра, – процедил я, поднимая её и взваливая на закорки.

Сотня шагов, ещё десяток, ещё один. Не знаю, как некоторые умудряются годами жить в таком состоянии. Будь у меня тяжёлая депрессия – просто лежал бы плашмя, пока не разложусь на плесень и липовый мёд. Что толкает людей вперёд? Привычка, долг, стыд, тревога? Любовь?..

– Знаешь это состояние, когда открываешь глаза утром уже уставшим? Когда даже вымыть голову или почистить зубы – невероятно трудная задача, не говоря уж о выходе из дома? – Кара будто прочитала мои мысли.

– Сам не испытывал. В смысле, до сегодняшнего дня. Но это же лечится, да?

– Боюсь, не в нашем случае.

Скамейка на остановке была занята, поэтому мы с Карой, не обращая внимания на неприязненные взгляды прохожих, сели прямо на асфальт, привалившись спиной к спине.

– А я-то, дурак, думал, победить метавселенскую сущность – самое сложное, что придётся сделать в жизни. – Я невесело усмехнулся.

– Иногда подвиг – это делать самые обычные вещи, когда хочется только лежать и покрываться мхом, – серьёзно ответила Кара, – продолжать жить. Быть добрым, а злым не быть. Даже когда смысла… Ну совсем не видно.

Возможно, речь вышла бы более эффектной, если бы в конце она не выдохнула сквозь зубы «Что ж так тяжко-то» и пару матерных слов.

– С тобой мне будет не так тяжко, как одному.

– Слащаво, – фыркнула Кара.

В автобусе я снова погрузился в забытье и проснулся от того, что Кара трясла меня за плечо и шипела на ухо: «Конечная! Подъём. Пойдём». Пока я дремал, кто-то будто вынул из организма все кости, а мышцы заменил на желе.

– Может, сначала всё-таки домой съездим, отоспимся? Полсуток раньше, полсуток позже, какая разница? – заплетающимся языком предложил я.

– Уверен, что проснёмся? – угрюмо спросила Кара.