Она продолжала гулять по рынку, благо сосиска щедрого торговца залежалым товаром позволила заглушить грызущее изнутри чувство голода. Салли с неподдельным интересом рассматривала все происходящее: на первый раз была на столичном рынке.

Полупьяный наемник получил оглушительной пощечину от девушки, которую попытался приобнять…

Продавец расхваливает замки, «заговоренные от взлома на сто лет!»…

В плетеных клетках пищат и пытаются вылезти на свободу пушистые радужники…

Негромко подыгрывая себе на гитаре, напевает песню уличный музыкант…

Пахнет сушеными растениями от лавки травницы…

Салли обдумывала одну из стоящих перед ней проблем: где взять деньги на то, чтобы жить? Навряд ли дядюшка Мимзи продолжит кормить ее бесплатно, он и без того был чересчур щедр… Итак, где брать деньги?

Можно устроиться на работу. Но Салли не обладала навыками ни одной из профессий, поэтому сомневалась, что ее возьмут хоть куда-нибудь.

Можно воровать, но и таких навыков у девушки не было. Если не считать украденную недавно статуэтку.

Можно попрошайничать, Салли видела нищих, но среди них почему-то не было молодых девушек…

Три варианта были одинаково плохи, а значит одинаково вероятны. Салли неторопливо перебирала их, склоняясь в мысли о работе служанкой, когда случилось то, что случилось.

* * *

Салли обладала одной особенностью, крайне редко встречающейся у молодых девушек. Она не боялась. Никогда. Ничего.

И тем не менее…

То чувство, которое она ощутила, больше всего походило именно на страх: холодок, бегущий по спине, как будто множество крошечных зайчиков с мягкими холодными лапками побежали взапуски. На секунду девушке показалось, что за ее спиной стоит неясная черная фигура.

Салли резко обернулась. Никого.

Она стояла в узком проходе между двумя магазинами, фактически, щели, сжатой каменными стенами. Рядом стоял ящик с мусором, под ногами валялись очистки, но вокруг никого не было.

Абсолютно никого.

Стены качнулись и приблизились к девушке.

— Стены не двигаются, — произнесла Салли вслух, — Они каменные. Каменные стены не могут двигаться.

Стены качнулись и заколыхались, как белье на веревке. Постепенно начали стихать доносившиеся звуки шумного рынка…

Цвета окружающего мира, и без того неяркие, выцвели окончательно, став серыми. Даже низкое небо приобрело темно-серый цвет, почти черный, сквозь пелену светило угольно-черное солнце.

Солнце мигнуло, погрузив мир во мрак.

И вспыхнуло обратно, по-прежнему пробиваясь тусклыми лучами сквозь багровую пелену.

Стены стояли на своих местах, непоколебимо, как и последнюю пару сотен лет. Шум столичного рынка, несмолкающий никогда, все так же звенел в ушах, особенно громкий после неожиданной тишины.

Салли никогда не испытывала ничего подобного и могла с уверенностью сказать: она понятия не имеет, что это такое сейчас с ней произошло. Больше того: она даже не знает, у кого это можно спросить.

Девушка никогда не боялась, но сейчас испытывала неприятное чувство, очень похожее на страх.

Она медленно и осторожно, ка будто опасаясь того, что земля в любую минуту может уйти из-под ног, вышла из проулка. Остановилась на мгновение и резко обернулась. Никого. Позади нее не было никого.

Совершенно никого.

* * *

— Уби-или! — нечастный на рынке крик. Хотя и не невозможный.

— Старую Молли уби-или!

Из дверей одной из длинного ряда лавок выскочила женщина. Руки заломлены перед грудью, глаза расширены в ужасе, чепчик сбит набок, рот раскрыт в крике:

— Убили!!!

Салли, в этот момент проходившая мимо, остановилась. Как и еще пара десятков продавцов, покупателей и праздношатающихся.

Это уже не блошиный рынок, это внутренние территории Торгового города. Здесь людей просто так не убивают.

Женщина жадно выхлебала протянутую ей кружку воды и наконец рассказала, что произошло.

* * *

— Я торговала пирогами вразнос: с мясом, с рыбой, с капустой, по пять сиклей за штуку, горячие, недорого… Так вот, торговала вразнос, всегда торгую и никто не жаловался и всегда обходила постоянных клиентов. В том числе и старьевщицу, старуху Молли. Вот и сегодня, как обычно, зашла в лавку — а там нет никого. А дверь открыта. А у старой Молли нет такой привычки — двери открытыми бросать. Вот, значит, решила я, что старуха забыла двери запереть, когда наверх поднялась — там же, как у всех лавок в этом ряду два этажа: внизу сама лавка, а вверху кладовая — и пошла я по лестнице вверх, ну, чтобы старуху предупредить, что лавка открытая брошена. Корзину с пирогами внизу оставила, тяжелая она, чтобы ее по лестнице тащить, лестница-то крутая, ступени узкие… Кстати, гляньте кто-нибудь, не пропала ли корзина-то… Так вот, поднялась по лестнице, а дверь на засов заперта. Изнутри, ага. Значит, подумала я, Молли там, внутри. Стучусь, стучусь, а она молчит, и не откликается… А дверь изнутри заперта, да… Мне мысль и закралась: уж не прихватило ли сердечко у старухи? Сходила за кузнецом Винсом, он рядом живет, всегда у меня два пирога с мясом берет, когда и монетку лишнюю подкинет… Так вот, сходила я за кузнецом, он мужчина крупный, сильный, дверь с петель в момент снял, а там… А там… А там…

В этом месте женщина решила упасть в обморок.

— Да что там такое⁈ — взвыл кто-то не в меру любопытный из собравшейся толпы.

— Молли там, — флегматично произнес огромный мужчина с толстыми руками, в кожаном фартуке, надо полагать, тот самый кузнец Винс.

— Убитая⁈ — охнули сразу несколько человек.

— Да живая. Вы бы, чем эту болтушку слушать, лучше за доктором послали. Подрали ее сильно…

— Чем⁈ — влез все тот же любопытный.

— Чем, чем… Когтями.

Любопытные не выдержали и полезли в лавку смотреть на то, что же там произошло со старухой.

Салли не хотела ничего смотреть, резонно полагая, что не увидит там ничего занимательного, но ее подхватила толпа, волей-неволей пришлось протиснуться по лестнице вверх.

Зрелище, открывшееся глазам, действительно, было неприглядным: тюки разорваны, одежда разбросана по всему полу, частично превратившись в лоскуты, перемешанные со щепками и кусками черепицы. Это месиво наполовину скрывает лежащее на полу тело Молли, на самом деле еще живой, но покрытой кровавыми ранами, похожими, если приглядеться, на следы когтей.

— Эй, а куда убийца делся, если дверь изнутри была закрыта? — послышался за спиной Салли голос все того же неуемного любопытного.

— Расступитесь, разойдитесь! — по лестнице, сжимая магические жезлы, споро поднимались двое полицейские в темно-синих мундирах, почти черных в полумраке лестницы, только пуговицы блестели. Следом спешил недовольный врач в сером плаще, с саквояжем в руках.

Толпа расступилась и ответ на вопрос «Куда делся напавший?» стал ясен для любого, у кого были глаза: крыша над кладовой была проломлена, через огромное