кого вы когда-то убили».
Это была не клятва мести… Это был обет. Приговор! А тем временем, двое в балахонах, закончив с первой жертвой, уже двигались к очередному несчастному. Цепочка смертей неумолимо продолжалась. Следующей была женщина лет тридцати. Она умоляла палачей отпустить ее, говорила, что она обычная одинокая домохозяйка и, что дома ее ждут трое маленьких детей. Ее мольбы остались не услышанными — сверкнул кинжал, и очередная невинная душа покинула этот мир, а оболочку отбросили в сторону как ненужный мусор.
Потом был крепкий мужчина, который первым попытался оказать сопротивление. Как только его ноги были освобождены от кандалов, он вскочил и бросился на балахонщиков. Он видимо не понял, что сейчас ничем не отличается по силам от обычного человека. Но палачи мгновенно напомнили ему об этом — его повалили на пол и избивали несколько минут, жестоко, с каким-то нездоровым садизмом. Было видно, что для сектантов попытки сопротивления не новы и они с огромным удовольствием подавляли их, выплескивая свою животную суть на несчастную жертву. На алтарь водрузили кровоточащий кусок мяса, еще несколько минут назад бывший человеком, и возможно мелькнувший кинжал стал актом милосердия для этого несчастного.
С каждой новой жертвой взгляд Жреца становился все безумнее, а его экстаз был все очевиднее. После пятого убийства он уже не мог контролировать себя, его трясло от переполняемой энергии. И тогда он передал кинжал следующему балахонщику — совсем небольшой фигуре в черном плаще. Марк не видел лица, но почему-то он не сомневался, что под глубоким капюшоном скрывается добродушная улыбка сухонькой старушки. Он пристально следил за каждым ее действием — нет, никакого даже малейшего сомнения или промедления. Взмах руки, новый нечеловеческий крик и очередной экстаз безумного сектанта.
Парня всего трясло от переполняемой ненависти и гнева. Возможно, со стороны это выглядело как неконтролируемые судороги страха. Казалось, что кипящие в нем эмоции ускорили процесс восстановления, он чувствовал, как его тело наливается привычной терранской силой, а вот магия…Все это время он не оставлял попытки «прочистки» каналов, посылая в них импульсы воли. Плевать на боль, плевать на возможное разрушение эфирного тела. Он должен был освободиться и уничтожить всех этих тварей, даже ценой своей жизни. Лиза…она поймет и простит его. Но все его действия были напрасны — тех ничтожных импульсов силы, которые пробивались сквозь блокировку, было абсолютно недостаточно, чтобы повлиять на металл его оков. Мозг парня работал на пределе своих возможностей, анализируя ситуацию и ища решение, но он не видел выхода из своего положения. Марк смотрел, как сектанты отцепили и поволокли к алтарю пленника, лежавшего совсем рядом с ним. До самого парня оставалось всего две жертвы. Потом его очередь. А за ним… за ним была она.
И тогда парень увидел его — свой ШАНС! Очередная команда Жреца привела к смене палачей и к очередному несчастному отправилась новая пара сектантов. На поясе одного из них висели такие знакомые ему ножны из которых выглядывала потертая рукоять…Следующие несколько минут Марк молился всем известным ему богам, чтобы Жрец не скомандовал новую смену конвоиров. И видимо Высшие силы прислушались к мольбе парня, ведь сейчас к нему направлялись те же самые балахонщики, один из которых нес на себе предмет являющийся одновременно СПАСЕНИЕМ и ПОГИБЕЛЬЮ.
* * *
Поздний вечер. Участок правоохранительных органов в бедном районе столицы. Он был таким же, что и сотни других: пропахший потом, дешевым табаком и тоской. За столом, заваленным бумагами, сидел и работал уставший сержант лет пятидесяти. На его лице давно поселилось равнодушие и скука. Он даже не поднял головы, когда к его столу подошел мужчина.
— Ваша проблема? — буркнул сержант, продолжая писать в лежащем перед ним бланке.
— Дочь… Моя дочь не вернулась домой, — голос мужчины дрожал, в нем слышались и страх, и надежда. Он выглядел изможденным, его одежда была простой, но опрятной. Видно, что это был обычный простолюдин, пришедший со своей, кажущейся ему неразрешимой, проблемой.
Сержант с вздохом отложил ручку и потянулся к чистому бланку заявления.
— Имя. Возраст. Когда видели последний раз?
— Анна. Ей только восемнадцать исполнилось на прошлой неделе. Ушла утром на подработку в швейную мастерскую и.… не вернулась. Она всегда предупреждает, если вдруг задерживается! Она не такая! И ее коммуникатор не отвечает!
Сержант, уже начавший было писать, замер и с раздражением посмотрел на отца.
— Сегодня утром? Так, гражданин, успокойтесь. Прошло всего несколько часов. Молодая девчонка, может она с парнем милуется или загуляла с подружками. Сами знаете, нынешнюю молодежь — закинутся чем-то и скачут потом до утра, наплевав на родителей. Идите домой и спокойно ложитесь спать, вернется ваша пропажа. Я все равно не могу принять у вас заявление, ведь трех суток с момента исчезновения еще не прошло.
— Нет! Вы не понимаете! — мужчина ударил кулаком по столу, отчего сержант нахмурился. — Аня — тихая, ответственная девочка! Она бы никогда! Я… я боюсь, что ее… может, какой аристократ приметил? Она очень красивая. Вы же не знаете, у нее недавно магический дар проявился, она «Искра»… Кольцо получила… Говорят, они таких забирают!
Лицо сержанта мгновенно потемнело. Он отшвырнул ручку, и она с грохотом покатилась по столу.
— Так-так, гражданин! — его голос стал жестким и громким. — Это уже клевета на высшие сословия! Тяжкое преступление! Может, это вы ее, свою дочку-одаренную, заставляли пахать как лошадь, вот она и сбежала от вас? В Аномалию, например! Там таких, как она, полно — слабаков, что мнят себя героями!
Отец отшатнулся от его слов, словно от удара. Его глаза наполнились невероятной болью и бессилием. Все его страхи, все отчаяние натолкнулись на глухую, равнодушную стену.
— Вон отсюда! — сержант ткнул пальцем в сторону выхода. — И чтобы я вас больше не видел здесь с этими фантазиями! Только из-за моего добродушия ты сейчас не отправишься на нары! Ясно?
Мужчина не нашелся что ответить. Он молча развернулся и, пошатываясь, побрел к выходу, спиной ощущая презрительный взгляд сержанта. Он вышел на улицу, и дождь тут же начал заливать его лицо, смешиваясь с горячими, горькими слезами. Убитый горем отец поднял голову к темному, безразличному небу, к неоновым огням столицы, которым не было дела до его переживаний.
— Пожалуйста… — его шепот был наполнен надежды и отчаяния. — Кто бы ни слушал… Великие силы… Святые… Древние… Я ничего не прошу для себя. Верните мне мою девочку. Верните мне Аню. Она всего лишь ребенок…
Он стоял так несколько минут, беззащитный и раздавленный, взывая к пустоте. Он не знал, что