— ОТРАЗИ! — мысленно закричал он.

Изумруд на его поясе вспыхнул ослепительно. Щит не просто усилился — он резко, взрывной волной, расширился вокруг него. Оба охранника были отброшены назад, как щепки. Они ударились о стволы деревьев и замерли, оглушенные. Марк не стал проверять их состояние. Сердце бешено колотилось, в глазах стоял кровавый туман. Он перевел дух и бросился к забору. Один прыжок с упором на стену — и он был на свободе. Парень бежал по темным переулкам, не разбирая дороги, не чувствуя усталости, гонимый призраками собственного страха.

Дома, захлопнув дверь, он рухнул на пол в прихожей. Его тело била мелкая дрожь. Куртка была порвана, а руки были в ссадинах и крови. Он лежал, уставившись в потолок, и слушал, как в ушах гулко бьётся его сердце. В его душе была ледяная, всепоглощающая пустота. Он не знал, что стало с Лизой. Жива ли? Пережила ли она последствия внедрения и шока? Идти завтра в больницу — подписать себе и ей смертный приговор. Он был обречен на мучительную неизвестность. Сидеть и ждать. Ждать и надеяться, что его отчаянная ставка не убила единственного близкого человека.

Опять он прошел по краю. Да, он смог выйти победителям из боя с более сильным противником, но только благодаря артефакту и эффекту неожиданности. Марк осознал — силы и хитрости может хватить, чтобы выиграть бой с относительно равным противником. Но, чтобы выиграть войну, ему нужно настоящее оружие. Не щит. Не маскировка. Оружие, которое будет говорить на языке его врагов. На языке силы и страха.

Марк поднялся с пола, прошел в свою комнату, к столу, где лежал отцовский нож. Лезвие холодно блеснуло в свете уличного фонаря. Следующим его творением будет не просто артефакт. Это будет клинок. И он поклялся себе, что приложит все силы, чтобы один только вид данного оружия вселял страх во всех его будущих врагов. Но это будет немного позже, а пока ему требовался отдых и сон.

Глава 16. Горькая реальность

Три дня. Семьдесят два часа адского, мучительного ожидания, каждый из которых растягивался в вечность, наполненную гулом тревожных мыслей. Изначально Марк хотел подождать неделю, но он просто не выдержал. Сидеть в четырёх стенах своей комнаты, изводя себя витками бесплодных предположений и картинками возможных кошмарных исходов, было хуже любой физической пытки. Он должен был знать, что он мог натворить. Должен увидеть своими глазами, даже если это зрелище разобьёт ему сердце.

Парень тщательно подготовился к визиту — позвонил в клинику и сообщил о своем приходе, чтобы ему заранее выписали пропуск и предупредили охрану на входе в элитный район аристократов. Изначально медсестра хотела ему отказать, не объясняя причины, но Марк надавил на жалость, сказав, что уезжает из столицы на долгий срок. После он привёл себя в порядок, надев самые лучшие, хоть и поношенные вещи. Парень должен был выглядеть как скорбящий, но собранный брат — бледный, с запавшими глазами, но чистый и опрятный.

В этот раз на входе в элитный район его тщательно осмотрели и проверили документы. Только после подтверждения его личности, Марку разрешили пройти дальше. Его сердце колотилось с бешеной частотой, когда он приближался к белоснежному зданию «Клиники Светлого Пути». Каждый прохожий казался ему скрытым агентом, а каждый блик солнца на крыше — позицией снайпера.

Переступив порог, он попал в совершенно другой мир. Здесь пахло дорогими ароматизаторами и цветами, а не потом и страхом. По глянцевым полам бесшумно скользили медсёстры в идеально сидящей форме. Его собственная, скрипучая обувь звучала здесь кощунственно громко и чужеродно. Когда парень поднимался по лестнице любой брошенный на него взгляд медсестер казался ему обвиняющим, а каждый шорох за спиной — мерещился шагами охраны.

Палата Лизы, как он и предполагал, была под усиленной охраной. У стеклянной двери, за которой виднелась неподвижная фигура сестры, сидел не просто стражник, а настоящий громила в форме службы безопасности клиники — террант с перстнем «стального» ранга, чей холодный взгляд сканировал всех приближающихся и проходящих мимо. Стоило Марку только остановиться напротив двери, как он услышал:

— Проход запрещён. У пациентки особый режим содержания, — голос охранника был глухим и не допускающим возражений. Он перекрыл собой дверь всей своей массой.

Сердце Марка ушло в пятки. «Вычислили? Ждут меня?» — пронеслась паническая мысль. Но он заставил себя выдохнуть и сделать шаг вперёд.

— Я её брат! — голос Марка дрогнул, но это была не игра, а подлинное выстраданное отчаяние. — Марк Светлов. Я имею право её навещать!

Охранник, не сводя с него оценивающего взгляда, что-то пробормотал в свой нагрудный коммуникатор, связываясь с ресепшеном. Прошли мучительные секунды. Наконец услышав ответ, он кивнул, с неохотой отступая на полшага.

— Врач сейчас подойдет. Пятнадцать минут, не больше. Никаких прикосновений к пациентке.

Марк кивнул и шагнул в палату. Воздух здесь был ещё более стерильным и мёртвым, чем при его ночном посещении. Лиза лежала в той же позе, что и три дня назад, — бледная, почти прозрачная кукла, соединённая с миром лишь тонкими трубками и проводами. Аппарат искусственной вентиляции лёгких мерно шипел, его монотонный звук стал саундтреком её личной темницы. Ничего не изменилось. Ни намёка на пробуждение. Разве что… он присмотрелся. Её дыхание, синхронизированное с аппаратом, казалось, стало чуть ровнее. Или это ему просто так хотелось верить?

Парень подошел еще ближе, к самой кровати, и тогда он почувствовал… Не глазами, а тем самым, новым, обострившимся чувством эфира, что дал ему имплант и которое было еще в зачаточном состоянии. Слабый-слабый, едва уловимый тёплый импульс, исходящий из груди Лизы. Тот самый крошечный огонёк, ту самую искру жизни, которую он в неё вложил. Она была! Она горела! На мгновение его сердце воспарило от безумной надежды. Но почти сразу же на смену надежде пришло леденящее душу осознание. Искра была ничтожно мала. Она была как одинокая свеча в огромном, промозглом подвале. Она не могла растопить лёд комы, а лишь медленно, мучительно медленно, отвоевывала у холода и тьмы несколько сантиметров пространства. Чтобы осветить весь «подвал», потребуются годы…

В палату вошел дежурный врач — молодой человек с усталым лицом и