Представляю, как берусь за его крыло одной рукой, а второй отрубаю его. Я справлюсь. Потом я представляю, как рассыпаюсь в пепел и никогда больше ничего не чувствую. С этим я, пожалуй, справлюсь тоже. Две чаши весов. Какая перевесит? Тяжелый меч оттягивает руку. Ловкий выпад – и Валентин отнял бы его. Только вот он не двигается.
* * *
Вспоминаю, как Валентин расстегивал рубашку, не отрывая от меня глаз, пока я лежала на ложе из колючих роз. В его взгляде сквозила мягкая, почти добрая насмешка. Он увидел, что мне больно, и не задал ни единого лишнего вопроса – просто пришел мне на помощь.
Вспоминаю, как он сидел за ноутбуком в своем кабинете и изображал, будто настолько увлечен написанием очередного романа, что не слышит моих приближающихся шагов.
А потом он сломал стрелу, которой я выстрелила в него, но не выгнал меня. Мы целовали и ласкали друг друга, он стал моим первым мужчиной, и он спросил «Как тебе?», когда мы закончили, а после предложил вымыться вместе. Тогда мне было стыдно это признать, но я с удовольствием приняла бы с ним душ и осталась бы спать всю ночь в его объятиях. Однако мы ни разу не сделали ни того, ни другого.
Далее я вспоминаю, как Валентин нашел меня в Михайловском сквере. Зачем? Раньше я сказала бы, чтобы поиздеваться над тем, как плохо я работаю. Но это неправда, он поддержал меня, даже похвалил мой выстрел. В его присутствии я как никогда ясно почувствовала, насколько важно мое занятие, насколько одиноки и хрупки люди, которых я соединяю с помощью данной мне силы.
И конечно, я вспоминаю лицо Валентина в потеках сажи, нависшее надо мной в горящем доме больше ста лет назад.
Все эти моменты сейчас кажутся в разы важнее, чем головокружительный секс, который был у нас, чем мелкие разногласия, и даже… Я зажмуриваюсь. Ладно, Лира, признай это, не ври себе. Все это сейчас даже важнее, чем поцелуй на вечеринке. Мстить за тот поцелуй – значит забыть обо всем прочем. О прекрасных, важных моментах, которые я пережила благодаря Валентину.
И тогда до меня наконец-то доходит. Возможно, это было очевидно, но уж точно не для меня. Я влюблена в Валентина. По-настоящему, по уши влюблена. Мне хочется быть рядом с ним. И меня так пугает это желание, что я готова сбежать на край света, лишь бы не испытывать его.
Я прерывисто выдыхаю. Смотрю ему в глаза. Все это время я целиком и полностью была сосредоточена на его способности полюбить меня. Но, как выяснилось, куда важнее другое. То, чего я раньше не замечала. Я оказалась способна полюбить его.
И сейчас, под занавес нашей истории и моей жизни, это важнее. Во все времена ради любви убивали и умирали: существа, боги, люди. С чего мне считать себя исключительной?
Хочется улыбнуться, и я улыбаюсь. Все становится очевидным, мои мысли ясны и прозрачны, как вода в фонтане Нептуна. Я всегда хотела быть свободной, но… убить свою любовь – не путь к свободе. Все равно я не смогу с этим жить, так не лучше ли умереть в назначенный час с высоко поднятой головой? Я не хочу убивать Валентина. Я всей душой хочу, чтобы он жил. А свои желания, как учила Инесса, нужно слушать.
Меч оглушительно звякает о паркет, когда я бросаю его на пол.
– Всего одна просьба, – произношу я, и собственный голос кажется мне властным, уверенным, как никогда прежде. – Знаю, вряд ли ты меня послушаешь, но… не убивай никого больше. Пожалуйста. Сердце – не игрушка, и чужие жизни тоже. Повзрослей.
Больше мне нечего сказать. Вот теперь все закончено, и на душе у меня воцаряется необъяснимый покой. Единственное, что еще нужно сделать за оставшиеся минуты – сбежать подальше от Валентина и запереться в какой-нибудь пустой комнате, чтобы там спокойно обратиться в пепел. Сомневаюсь, что это очень аппетитное зрелище, и такой маленький каприз я еще могу себе позволить: не оставлять своему любимому подобных воспоминаний. Пусть запомнит меня прекрасной, ведь как бы он ни огрызался, я такой и была.
Я разворачиваюсь и направляюсь к двери.
Глава 16. Крылья
Я не успеваю пройти и трех шагов, когда Валентин хватает меня за локоть и разворачивает к себе. Он двигается стремительно и тихо. Я не услышала, как он поднялся на ноги. Это лишний раз доказывает, что если бы он хотел выхватить у меня меч, легко сделал бы это даже под действием зелья Авроры.
Он крепко держит меня за плечи и смотрит в глаза. Крылья по-прежнему заслоняют мне свет камина, и лицо Валентина тонет в полутьме. Я опускаю взгляд ниже, почти уверенная, что в его руке меч, которым он сразит меня, но тот так и валяется на полу, ловя слабые отблески огня.
– Ты просто невозможна, – хрипло произносит Валентин и целует меня в губы.
Я пробую его оттолкнуть. Часов я не вижу, и душой овладевает страх, что полночь уже наступила. А вдруг я начну рассыпаться в пепел прямо сейчас? Но Валентин крепко удерживает меня на месте и настойчиво целует. Вкуса этого поцелуя я не чувствую, все мои силы уходят на то, чтобы освободиться. Зачем он это делает? Чтобы красиво попрощаться? Ну так мне уже не до красоты, мне пора спасаться от позора и мирно умирать в одиночестве.
– Перестань, – бормочет он, коротко касаясь моих губ своими, когда я не успеваю убрать лицо. – Пожалуйста, Лира, хватит. Поцелуй меня как следует. Надеюсь, это меня убьет, а ты выживешь, поскольку мне пора признать очевидное: я тебя люблю. Сильнее и дольше, чем ты меня. Но ты ведь тоже немного любишь, да? – Он продолжает бороться со мной, пытается прижаться ртом к моему рту. – Зачем ты отказываешься от шанса на спасение, чтобы меня спасти? Зачем, глупая ты девчонка? Я не сопротивлялся, я бы дал убить себя, ну не упрямься ты, целуй! Мне не хотелось даже себе признаваться, но я не желаю, чтобы ты умерла. Осталось всего семь минут! Давай же!
Я отпихиваю его все слабее. Его слова медленно доходят до меня, как сквозь туман. Валентин… любит меня? Я ему нравлюсь? Недоверчиво смотрю ему в лицо. Может, это шутка? Он смотрит в ответ открыто, почти