— Чертополох? — Бестолково переспросил я, совершенно не понимая, каким образом это слово может играть роль подсказки.

— Именно. Синий цвет почвы, изморозь — это классический признак выплеска некротической, шаманской энергии. Ищите ведьму, Иван Сергеевич. Похоже на её почерк. А вот эти точки на локте… — он сделал изящный жест, словно прокалывая воздух пальцами, — … это да, наш, так сказать, вампирский «профсоюз» поработал. Но след не мой. Парень ваш, который ныне является трупом, бывал у мадам Ля Флёр. Ее след остался. Она должна знать, кто он такой. Я, к сожалению, не питаюсь в салонах. Предпочитаю более… уединённую обстановку.

Профессор снова улыбнулся, и в его улыбке промелькнуло что-то хищное.

— Эм… Простите… Не могу не спросить… — Осторожно начал я. — Вы говорите, след мадам Ля Флёр… Но как вы это определили? Были на месте преступления?

— Были. — Кивнул Профессор, — Но не я. Мой помощник, тот, что проводил вас сюда… Он, знаете ли, не совсем разумен с точки зрения человеческого понимания. Но очень преданный. Толик нашел вашего парня. Нашел, увидел все оставленные следы, и притащил его ко мне. Хотел показать. Просто… Анатолий, он как верный пес. Взял мячик и приволок хозяину. Я изучил покойного, обнаружил след мадам Ля-Флёр, затем велел Толику вернуть труп на место.

— Ах, вот оно как было… — Протянул я, соображая, насколько озвученная Профессором информация, соответствует правде.

По моим прикидкам, скорее всего реально соответствует. По крайней мере, это объясняет загадочное исчезновение трупа и его не менее загадочное появление на том же самом месте. Впрочем, отсутствие следов, так удивившее опера Волкова, тоже становится понятным. Этот Толик, в плаще с «манным» лицом, вполне мог их просто не оставить.

— Так выходит, вам нужна моя… назовем это… дружба, чтобы снять с себя подозрения? — уточнил я.

— Быстро соображаете! — восхитился Профессор. — Именно так. Я нанимаю вас, инквизитор. Неофициально, разумеется. Найдите настоящего убийцу, докажите мою непричастность. А я, в свою очередь, могу быть вам полезен. Я многое видел, многое помню. Наполеон, к примеру, был ужасным занудой. А с Пушкиным мы как-то пропили гонорар за «Евгения Онегина» за одну ночь. Веселое было время…

Профессор замолчал, его взгляд стал отрешенным, будто он смотрел сквозь меня вглубь веков. Потом снова встряхнулся и продолжил:

— Вернемся к делу. Вам нужно поговорить с Ля Флёр. Она может знать личность убитого. Будьте осторожны, моя «коллега» весьма опасна. Особенно для мужчин. Есть у нее, знаете, некоторые достоинства, способные вскружить голову даже инквизитору. А теперь, простите, у нас намечено плановое совещание по поводу увеличения выпуска ливерной колбасы. И ещё, — вампир, понизив голос до конспиративного шепота, добавил — Между нами, на заводе небольшая проблема с учётом почек. То ли съели, то ли посчитали неправильно. Бюрократия, понимаете ли? Она даже здесь, на мясокомбинате, всё портит.

С этими словами Профессор снова надел свои окровавленные перчатки, взял секач, а затем с лёгкостью отрубил им голову туши, лежавшей на соседнем металлическом столе. Потом обернулся и подмигнул мне.

— До свидания, Иван Сергеевич. Надеюсь на плодотворное сотрудничество. И помните: сосиски «Молочные» — в холодильнике у выхода. Берите, не стесняйтесь. Наш фирменный продукт!

Я вышел из комнаты в состоянии полнейшей прострации. В голове творился настоящий Бразильский карнавал. Вампир-директор, вспоминающий Пушкина, пропавшие почки и фирменные сосиски… Абсурд на абсурде. Но с другой стороны, встреча несомненно имела очень неплохой результат. Теперь мне хотя бы понятно, в какую конкретно сторону нужно двигаться.

У выхода, как и обещал Профессор, стоял холодильник. Я машинально открыл его. Внутри лежала аккуратно завернутая в бумагу пачка сосисок «Молочные». Я взял её. Рука сама потянулась. Думаю, сосиски ведь можно не расценивать как взятку?

Глава 16

Выбор, стоявший передо мной после выхода с мясокомбината, был предельно простым. Либо возвращаться в отдел, либо…

Я выбрал второй вариант. Отправился на поиски места, где обитает эта мадам Ля Флёр или, по-русски говоря, Флёрова Любовь Никитична.

Комиссионный магазин в N-ске располагался на первом этаже старого, похоже, еще дореволюционного дома, соседствуя с хлебным отделом гастронома и мастерской по починке обуви.

Вывеска, синяя с белыми буквами «Комиссионный магазин №2», висела чуть криво, будто стремилась свалиться на землю.

Самое любопытное, конечно, это чехарда с номерами организаций. Если данный магазин числится вторым, то, чисто теоретически, должен быть и первый. Но две «комиссионки» для столь небольшого города — многовато. Есть подозрение, в данном случае, как и с отделами милиции, произошла загадочная история. Номер «один» просто канул в неизвестность. Хотя… Может у них тут коллективная нелюбовь к нормальному порядку чисел? Городишко то со странностями.

Я тихонечко открыл дверь и проскользнул внутрь. За пыльными витринами царил хаотичный, но по-своему притягательный мир советского дефицита: на полках теснились хрустальные вазы и сервизы, на вешалках телепались меховые шапки и драповые пальто, на полу стояли патефоны и радиолы, а на стене виднелась гитара с несколько своеобразным декором. Такое чувство, будто ее обклеили вырезанными из журналов картинками. Ну, как говорится, каждому свое. Я не знаток креатива и дизайнерского искусства.

Воздух внутри был густым и слоеным, как «Наполеон», собранный из десятка коржей. Пахло нафталином, старым деревом, кожей, а ещё — едва уловимыми нотками чужих жизней.

Я переступил порог, на секунду задержался у входа, более внимательно оценивая обстановку. Магазин был пуст, имею в виду, отсутствовала толпа желающих приобрести по сходной цене что-нибудь особо ценное. А вот у прилавка маячили две фигуры. Вернее, одна маячила за прилавком, а вторая — перед ним.

С внутренней стороны, на месте сотрудника магазина, стояла женщина, которую я сразу узнал. Даже не так. Я ее буквально почувствовал всеми фибрами души.

За прилавком возвышалась горой та самая монументальная особа, в чью комнату я столь неудачно проник ночью. К счастью, сейчас на ней была одета не ночнушка, а темно-синее рабочее платье. Однако, это совершенно не меняло сути. Масштабы и мощь остались прежними.

Перед продавщицей, а моя ночная «нимфа» была именно продавщицей, пошатываясь, стоял невысокий, тощий мужичок в помятом пиджаке. На прилавке лежала груда тряпья, из которой он с трогательным упорством выхватывал то одну вещь, то другую, а затем настырно совал их в нос продавщице.

— Ну, Наденька, родная, взгляни ещё разок! — голос мужичка был сиплым и заискивающим. — Это ж чистый шелк! Практически