так по другому вопросу, а то в последнее время казалось, что она дрейфует в море неизвестности и любое событие как кусочек огромной головоломки, который непонятно куда приладить.
— Обычно наоборот бывает, парень девушку провожать должен. — расплылся в улыбке Миша. И, скрываясь в доме, добавил: — Хотя я все равно «за». Не волнуйся. Никто нас не тронет. — это он, видимо, вспомнил «доброжелателей». Прозвучало весомо и как-то уверенно, что ли. Она внимательно поглядела на него. Мужик как мужик, вон, физиономия довольная, простая, как у валенка. И двигается как большой медведь — неповоротливо, шаркая огромными ступнями. Лапищи — ее ладонь в два раза меньше.
Вернулся он уже с влажно блестевшими волосами, свежий и в футболке. Это отчего-то Соню расстроило, но она даже секунды не дала коварной мысли, чтобы оформиться. Они вышли из дома и неторопливо двинулись по улице. Собака проводила их внимательным взглядом. Продавщица, разморенная послеполуденным зноем, сидя в облаке табачного дыма на крыльце магазина — тоже.
— Пойдем, покажу короткую дорогу, — она подтолкнула Мишу в один из тенистых переулков.
Мрачная громада полуразрушенного завода источала безмолвие — несмотря на вечерний час, из-за наглухо закрытой двери не доносилось ни звука и когда она для пробы дернула ручку, та не шелохнулась. Миша внимательно и любопытно наблюдал.
— Что это за место?
— Бар, — сдуру брякнула Соня и тут же, наткнувшись на хитрую улыбку, поспешно добавила: — Там просто мой знакомый работает, думала, может он на месте.
— Ну вот, — расстроился ее спутник. — А я решил, ты меня на свидание хотела позвать.
И снова смотрит хитро, так, что сразу понятно — подсмеивается и не всерьез. Соня невольно улыбнулась. Если бы он всерьез намекнул на интерес к ней, она бы, наверное, побоялась пускать его в дом. Не столько из страха, сколько из нежелания снова ввязываться в любовные дрязги. Нет уж, она еще от Андрея не отошла. Но ее новый работник, казалось, очень четко это понимал и ничего, кроме легких шуток, себе не позволял ни словом ни делом. Даже дистанцию ни разу не нарушил, хотя ожидать чуткости от такого громилы можно в последнюю очередь.
— Вот вспомнишь что-нибудь о своей жизни, тогда и позову, — проворчала Соня вполушутку. — А вдруг ты женат?
Этот вопрос заставил ее спутника всерьез задуматься. Они успели миновать затяжной подъем на гору по деревянной лестнице (триста три ступеньки!) и через высокую арку войти под каменные стены кремля, когда он наконец серьезно, но не слишком уверенно ответил:
— Нет… Наверное. Я бы почувствовал, если б был влюблен, как думаешь?
Что она могла ответить? Соня понятия не имела что должен чувствовать — или не чувствовать — человек в такой ситуации и уже пожалела, что ляпнула глупость.
Был уже седьмой час, солнце клонилось к горизонту, но по-прежнему стояла жара, когда они добрались до пункта полиции. Встретили их не очень радостно.
— Илья Евстигнеевич занят, — дежурный с интересом смотрел на нее и Соня заподозрила, что новость о том, что на Мирчу Владовича подали заявление о домогательствах, успела разойтись по всему городу. — Но можете в коридоре обождать.
Стульев, конечно же, не было. Они неприкаянно встали в узком коридоре, прижимаясь к стене каждый раз, как кто-то протискивался мимо. Но по крайней мере в пыльной полутьме было прохладно и это скрасило получасовое ожидание. Поэтому, когда дверь кабинета открылась, выпуская высокого человека в кольце оранжевого света от заходящего солнца, она увидела только темный силуэт.
— Иди, — шепотом сказала, подтолкнув Мишу. — Тебе нужнее.
Он не стал спорить и исчез в дверном проеме. Предыдущий посетитель, наоборот, буквально шарахнулся в сторону и поспешно зашагал к выходу — в сумраке, вновь установившемся, когда дверь в кабинет захлопнулась за Мишей, был виден только его смутный сутулый силуэт, да ноздри запоздало уловили специфический запах. Она не сразу поняла, что он ей напоминает. Формалин. Черных!
Соня и сама не смогла бы объяснить что толкнуло ее двинуться следом за ним. Любопытство, желание поговорить, убедиться в правильности своих догадок? В любом случае она поспешно зашагала следом, едва не бегом проскочила турникеты и удивленно проводившего ее взглядом дежурного и выскочила на улицу, суетливо оглядываясь. Высокая фигура патологоанатома мелькнула на углу улицы и исчезла за поворотом. Соня бросилась следом. На улице было тихо и малолюдно, только поднявшийся ветер шумел кронами берез, сквозь густую листву которых на асфальт пятнами ложились отблески заката. В этом мельтешении света и тени она едва не потеряла стремительно удаляющийся силуэт — Черных шел быстро, переставляя свои длинные ноги, как тощая цапля, и очень целеустремленно. Сначала она подумала, что он собирается вернуться в морг, но тот свернул направо, а не налево и стало понятно, что направляется он в «Дракулешти». Впрочем, и там не задержался — не успела Соня добежать до дверей, как он уже снова выскочил на улицу под обрывок фразы секретарши:
— … не вернулся еще!..
На узком тротуаре деться было некуда, а стоило ему повернуть голову, как Черных бы ее увидел, так что Соня заскочила в единственное возможное место — узкий проулок не больше метра шириной, в котором стояло четыре вонючих мусорных контейнера. Заскочила и согнулась за одним из них, только голова торчит.
Патологоанатом постоял на крыльце, оглядываясь, затем достал телефон. Ей было слышно только его голос, но и без того понятно, с кем шел разговор:
— Але… Да, босс, все узнал. Илюха сам не верит, трясется, того и гляди от злости лопнет. Да понял я, чего вы, — в голосе патологоанатома зазвучало странное для такой каланчи заискивание. — И… Там баба эта у кабинета терлась.
Соня замерла. Видимо, речь про нее.
— Да не знаю я, она меня поди не узнала, я быстро ушел, — донесся ленивый голос. — Только че ей там надо, а? Еще и с мужиком притащилась, чтоб ему пусто было. Может, грохнуть обоих, да и дело с концом?
Ответа она не услышала, потому что одновременно с этой фразой к тротуару подкатил катафалк и из него злобной фурией выскочил Мирча Владович собственной персоной. Сцену на крыльце Соня не видела, но отлично представляла по звукам: хлопок, ойканье Черныха и злобное шипение.
— Идиот! Подставить меня хочешь? Я тебя самого в железном гробу закопаю, лет на двести, чтобы неповадно было! Мы законопослушное агентство, ясно тебе⁈
—