Старик бессильно развёл руками. Его уверенность, его колдовская мощь, казалось, испарились, оставив лишь дряхлую, испуганную оболочку. — Я спрятал его в тайнике под кухней и запечатал под семью печатями туда вход, скрыв от случайных глаз, но… Чувствую я там… холодный след. Чужой.

— Чужой? — я поднялся с кресла, игнорируя протест мышц. — В деревне, где каждый друг друга знает в лицо, объявился чужак, вскрыл твой тайник и ушел незамеченным? Не верю.

— Он был не из живых, ваше сиятельство, — старик посмотрел на меня своими выцветшими, но всевидящими глазами. — Похож на человека. Двигается как человек. Но внутри… пустота. Та же, что и у Тёмного, только запечатанная в плоть. Безмолвный слуга.

— Встречал я уже одного такого… — воспоминания о Тёмном в образе мальчишки тут же вспыхнули в мозгу. Значит, тот был ни первый и ни последний. Но кто им мог быть тогда?

Я прошелся по кабинету, сжав кулаки. Чёрные прожилки на ладони горели.

— Кто-то должен был им управлять. Навести на нужное место.

Взгляд Константина стал тяжёлым, полным нехороших догадок.

— Управлять им мог только тот, кто знал о ключе. А знали о нём считанные единицы. Я… и твой покойный отец.

Отец. Опять он. Его тень, казалось, нависала над всем этим бардаком. Его долги, его тайны, его наследие, которое вот-вот похоронит нас всех.

— Отец никому не стал бы рассказывать, — отрезал я, но в голосе прозвучала неуверенность. Я сам не знал, на что был способен отец в свои последние дни. Отчаяние делает людей уязвимыми.

— Возможно. Но есть и другой вариант, — Константин наклонился вперед, понизив голос до шепота. — Тот, кому твой отец… должен был. Тот, с кем он заключал сделки до Голдбергов. Ведьмы из Трезубой Гильдии. Или… клан Велеславских.

Велеславские. Старая, хитрая лиса, князь Борис, всегда держался в тени, но его щупальца были везде. У нас с ним были старые счеты из-за спорных земель на границе с Уралом. Если бы он узнал про «Громовержец»…

В дверь снова постучали. Резко, настойчиво.

— Войдите! — бросил я, не скрывая раздражения.

* * *

Зима наступила внезапно. Одним днем. Но я подготовил свою деревню по полной программе к этому. К тому же у нас заработал завод по очищению дурмана, а я на своём участке построил ещё три теплицы с рукрецией, потому к матери в помощь пришлось отправить ещё троих деревенских. Безусловно, не за бесплатно. Хотя я и обеспечивал деревню всем необходимым, но у людей всегда имелись свои хобби и увлечения.

Нападения бешеных превратились в единичные случаи, которые пресекались нашими патрулями. Так что жизнь, можно сказать, налаживалась. А мои силы росли, благодаря постоянному притоку очищенного дурмана.

В тот день я, как и обычно, после утреннего обхода, сел разгребать бумаги. Каждый месяц их везли и везли. Одни с просьбами о помощи, другие — с жалобами, а третьи — с приказами. Но и я отправлял в ответ собственные прошения. И одно из них удовлетворили, пообещав наконец-то построить вышку связи рядом с деревней.

От бумаг меня отвлёк стук в дверь. Жёсткий и уверенный.

— Войдите! — привычно скомандовал я.

Дверь распахнулась, и на пороге предстал запорошенный снегом Немиров.

Его лицо было серым от усталости, но глаза горели холодным огнем.

— Ваше сиятельство, тревога. На восточном рубеже… нашли вот это.

Он подошёл и положил передо мной свёрток, перевязанный грубой бечёвкой.

— Если ты решил так от меня избавиться, то ничего не выйдет, — ответил ему, но Немиров только сильнее нахмурился.

— Ваше сиятельство, я надеялся, что мы не будем ворошить прошлое…

Я остановил его словесный понос поднятной рукой. А второй потянул за узелок.

Внутри лежала не бомба и не отрубленная голова, как я на секунду предположил. Там был простой деревянный ящик, а в нём, аккуратно уложенная на грубой шерсти, лежала пара изящных дуэльных пистолетов с перламутровыми рукоятками. Работа мастера, старинные, смертоносные и абсолютно бесполезные против Тёмного. Рядом с ними лежал смятый, но чистый лист бумаги.

Я поднял его. Каллиграфическим, знакомым до тошноты почерком было выведено:

'Миша.

Старые обиды— ржавчина на клинке чести. Предлагаю очистить их огнём. Ты вызвал меня когда-то, но дуэль не состоялась из-за той страшной аварии, в которой погиб твой отец и чудом выжил ты. Исправим эту оплошность. Через семь дней на Старом мосту, где твоя перчатка нагло коснулась моего лица. Свидетели не нужны. Только ты, я и магия.

Твой Борис Велеславский.

p. s. Не явишься — найду твою сестру. Ей ведь нравятся лошади? Подарю ей самого горячего жеребца из моих конюшен. Без головы'.

В кабинете повисла тишина после прочтения письма. Я медленно смял записку в кулаке.

Наглость Велеславского не знала границ. На что он вообще рассчитывал? Неужели вздумал, что справится со мной один на один?

Насколько мне хватало старой памяти Михаила, Борис не был сильным боевым магом, оттого его дерзость удивительна. И тем яснее, что именно он подстроил ту аварию, чтобы избежать позора в дуэли.

— Ваше сиятельство, это ловушка, — хрипло проговорил Немиров. — Никакой дуэли. На мосту будет засада.

— Конечно, ловушка, — безразлично ответил я, разжимая кулак. Бумажный ком упал на пол. — Но он прав в одном — старые обиды пора очистить. Только не огнём, а кровью.

Я посмотрел на пистолеты. Анахронизм. Глупость. Но в этой глупости был свой расчёт. Велеславский пытался загнать меня в рамки «благородной» дуэли, где правила диктует он. Но он забыл, что я давно перестал играть в благородство.

Я подошёл к окну. Заснеженные крыши деревни дымились в холодном воздухе. Спокойствие было обманчивым.

Велеславский, эта старая гиена, почуял слабину. Или сделал вид, что почуял. Он знал про ключ. Или догадывался. «Громовержец» был тем козырем, который мог перевернуть всё. А теперь его нет.

Но если он думал, что я, лишившись одной защиты, остался беззубым, он жестоко ошибался.

— Немиров.

— Я здесь, ваше сиятельство.

— Восточный рубеж. Где нашли посылку?

— У старой заставы, ваше сиятельство. Рядом с лесной тропой.

— И больше никого? Ни следов, ни признаков?

— Ничего. Просто… лежала там. Как будто её с неба уронили.

С неба. Или принес тот, кто не оставлял следов. К тому же князь Борис всегда славился своими чарами иллюзий и уклонений. Прямой конфронтации он избегал, предпочитая действовать чужими руками.

— Хорошо. Свободен. И… Немиров.

— Ваше сиятельство?

— Ни слова о содержимом посылки. Никому. Особенно моей матери.

— Так точно.

Он вышел, оставив меня наедине с дуэльными пистолетами и угрозой, витавшей в