— Но почему у него петлицы? — неслись в голове у «Чехова» табуны мыслей шальных. — Двадцать первый век, петлиц ни у кого нет, даже у почтальонов. Тем вообще униформу разработали как сотрудникам с Принц-Альбрехтштрассе. И все спецслужбы с полицией переоделись в иссиня-черные мундиры, как в ведомстве одного товарища, какое-то время числившегося в первейших друзьях гениального Сталина. Да и кожаных пальто в их конторе пока нет. Была, правда, информация на сайте госзакупок, что их ведомство заказало тысячу черных кожаных пальто, да, вероятно, кто-то заметил это и дал укорот не в меру распоясавшимся внучкам Феликса Дзержинского, которые везде похваляются тем, что у них даже боевые генералы плачут как дети.

— Молодец, — сказал майор госбезопасности, — так где же Писатель?

— А вот он, в смирительной рубашке, — сказал Чехов.

— Буйный? — спросил майор.

— Они не буйные, товарищ, — засмеялся «Чехов», — просто не соглашается с тем, что у нас стало жить лучше, жить стало веселей. Вот, как согласится с этим, так мы ему смирительную рубашку и снимем. Э, вы чего там делаете? — всполошился агент, заметив, что два оперативника стали развязывать смирительную рубашку. — Что вы, черти, делаете, мне же отвечать перед вами придется.

— Не боись, лепила, — засмеялся майор, — отвечать ты будешь перед консилиумом психиатров, которым объяснишь, что откуда-то пришли черти, распаковали Писателя и запаковали тебя. Увидишь сам, как они отнесутся к твоим словам. Давайте, ребята, спеленайте его.

— Халат с него снимать? — спросил один из оперативников.

— Пусть будет в халате, — сказал старший, — возможно, сами психиатры задумаются, нормальны ли они для того, чтобы надевать этот халат.

На следующий день консилиум из светил современной психиатрии единогласно вынес вердикт «Чехову»: маниакально-депрессивный психоз циркулярного типа. Прогрессирующая паранойя.

С сочувственной улыбкой бывшие коллеги слушали умоляющий рассказ «Чехова» о том, что поздно ночью к клинике подъехал черный «воронок». Подъехавшие три сотрудника НКВД во главе с майором госбезопасности забрали больного и связали в рубашку дежурного врача.

— Вы мне не верите? — кричал «Чехов». — Я нормальный, такой же, как вы. Отпустите меня!

— Не волнуйтесь, коллега, — добродушно сказал профессор с седой козлиной бородкой, — мы и не таких вылечивали. Возьмите, например, Фридриха Ницше. Ядерная мозаичная шизофрения, по-простому, одержимость. Гений, и все благодаря только нам. Франц Кафка. Выраженный невроз, психастения функционального характера, непериодические депрессивные состояния. Ничего, кафкианство стало модным в государствах аналогичного с нами типа. Джонатан Свифт. Головокружение, дезориентация в пространстве, потеря памяти, неспособность узнавать людей и окружающие предметы, улавливать смысл человеческой речи. А его Гулливером все зачитываются. Земляк наш, Николай Гоголь, подписывался по-латински Hohol, откуда и пошло в российской фонетике Гоголь. Шизофрения, периодический психоз. Зрительные и слуховые галлюцинации; периоды апатии и заторможенности вплоть до полной неподвижности и неспособности реагировать на внешние раздражители, сменяющиеся приступами возбуждения; депрессивные состояния; ипохондрия в острой форме, клаустрофобия. Гоголь был убежден, что все органы в его теле несколько смещены, а желудок располагается «вверх дном». Гений. Возможно, что и вы напишете увлекательнейший роман о встрече с чертями в форме сотрудников государственной безопасности товарища Берия, пришедших к вам в первой четверти двадцать первого века. Главное, добросовестно принимайте все прописанные вам процедуры, к галоперидолу относитесь как к укрепляющим витаминам и все будет в клеточку. Извините, в полоску. Совсем с вами, шизофрениками, последнего ума лишишься.

Консилиум с умным видом покинул палату, соображая, что нужно делать в том случае, если кто-либо из коллег напишет психиатрический донос, чтобы занять ваше место в иерархии или служебный кабинет. И ведь против такого доноса нет никаких средств защиты. Категорический отказ или попытка анализа доноса будут восприниматься как неосознание своего собственного болезненного состояния психики и реактивный психоз. Как это раньше, во времена любимого всеми председателя КГБ товарища Андропова, шутили товарищи чекисты с чистым сердцем, холодными руками и горячей головой:

— Скорость стука больше скорости звука.

— Лучше стучать, чем перестукиваться.

— Скорость стука измеряется в андропах. А один андроп равен десяти годам.

Глава 3

Мы ехали в черной «таблетке», не останавливаясь на светофорах и все полиционеры почтительно подносили ладонь к козырьку, приветствуя нашу автомашину и с облегчением думая, что сегодня их пронесло.

Вот она сила проблескового маячка и сила НКВД, о которой с вожделением вздыхают восемьдесят шесть процентов населения нашей необъятной страны, где на каждом квадратном километре проживает восемь с половиной человек. Во всем мире на каждый квадратный километр приходится пятьдесят четыре человека, а наши люди живут более вольготно и могут за всю жизнь даже не встречаться друг с другом на своей площади.

Машина въехала на пустую автостоянку у кафедрального собора на крови и встала на самую крайнюю площадку. После сигнала площадка опустилась вниз, и машина продолжила движение. Я в окно видел, как поднималась вверх площадка-лифт.

— Вот это конспирация, — подумал я. — Пыточная тюрьма прямо под церковью. Никто не догадается, и сразу все грехи замаливаться будут.

— Ты зря там про грехи гадаешь, — сказал старший. — Мы создания безгрешные. Все, что мы делаем, мы делаем во искупление грехов ваших. Это вы нас в грехи вгоняете, а потом эти грехи отрабатывать приходится.

Что знакомое слышалось в голосе майора госбезопасности и что-то знакомое было в его лице, части которого выхватывались мелькающими фонарями. Мы ехали по кругу и, если мой вестибулярный аппарат работает правильно, то мы сделали не менее десяти кругов, то есть опустились на десять уровней вниз и вроде бы не собираемся останавливаться.

Лицо майора вряд ли можно было назвать лицом. Скорее морда, скрываемая тенью от большого лакированного воротника. И мои сопровождающие не открывали полностью лица, но все они были небриты по сегодняшней моде, но их борода была очень редкая и, судя по внешним признакам, жесткая.

Я вспоминал свои прошлые приключения со старым чекистом Гудымой и мне слышался голос адского полиционера по имени Тодеф (Todef, по-русски Федот, начальник милиции ада), который крышевал нашу монополию по изготовлению самогона из первосортного дерьма для богатеньких и затем взял на себя все производство и реализацию, а нас спровадил обратно на белый свет. Неужели снова все пойдет по тому же кругу, по которому он начался в наследственном от Клары Никаноровны доме.

Если кто не читал о моих приключениях, то всегда пожалуйста. Есть отдельные книги и называется они «Беги, Василич, беги» и «В лабиринтах темного мира». Все, что я там написал, истинная