Я и сама старалась удерживать пронизанные ветками помещения и трепетала от того, сколько эфемерных толстых и тонких канатиков веток вообще существовало, великое, великое множество, где есть такие же мы с Адрианом и другие члены нашей семьи. В толстых всё было более чем хорошо, а в тонких и призрачных — на грани нашей смерти. Любопытно, что же с нами такое там случилось? Вот только узнать об этом было нельзя, только гадать.

Когда выравнивание инореальностей закончилось, вейдары в прямом смысле поползли на выход с молчаливого дозволения ректора, пока мы не остались с ним одни.

— Всё? Всё закончилось?

— Для вас – да, Лисова. Остаток до логического завершения я доведу сам. Ваше присутствие на ритуале не требуется.

— Ох, спасибо, ректор! Отличные новости. Гм. Мы можем идти? Точнее, возвращаться в свою реальность.

— Не можете.

Снова переглянулись с Рианом. На этот раз тревожно.

— Вы останетесь здесь, навсегда, — непреклонно заявил вейдар, отчего внутри меня всё дрогнуло и болезненно заныло.

ЧТО?! КАК?!

— Но как же? А как же наши дети? — купалась в отчаянье и ярости.

— Ваши дети счастливы с другими вами, Лисова. А вы давно и плотно пустили корни в этой ветке реальности, менять ничего нельзя, иначе вы можете разрушить обе ветки до основания или же обратить счастье тех ваших близких в прах, в том числе порушить счастье своих тех детей, вам придется с этим смириться и жить в этой ветке, мне жаль.

— Но… — захлебывалась воздухом и слезами. — Но… Нет!

— Тише, родная, тише.

— Не тише, Риан! Не тише! Ты слышишь?! Мы никогда не сможем увидеть наших детей! Никогда!!!

— А этот ребенок, Лисова, этот, что вы носите под сердцем, вам не нужен? Ведь при перемене он безвозвратно погибнет.

Невольно прижала ладонь к животу и всхлипнула, не зная, что делать. Хотелось бежать, рвать и метать. Ректор тяжко вздохнул.

— Я покажу вам кое-что один раз. Смотрите, — с щелчком пальцев в меня полетел призрачно-голубой шар, макая с головой в события той ветки, где живы мои девочки.

Их веселый смех бередил шрамы, любовь тех Риана и Ульяны грела сердца, и не нужны им были никакие другие такие же родители, да и не станем мы никогда теми Ульяной и Адрианом, мы отличались, неуловимо, но другие. Если вторгнемся в их жизни и поменяем всё на места, они не будут счастливы. Никто не будет.

— Надеюсь, вы поняли, Ульяна? Ваши дети счастливы, так не разрушайте их привычную спокойную жизнь, не лишайте красок. Живите в этой реальности дальше и растите этих детей, они ведь тоже ваши.

Опустила голову, глотая слезы, прижалась к ласково обнявшему меня Адриану и замерла как от грома молнии:

— Перейдем к наказанию, вейдари, архар. До рождения ребенка вы останетесь в Реа, в доме своего отца, вейдара Лисова. А после рождения ребенка будете изгнаны в Аррет до конца своих дней с ограничением посещения Реа только лишь с согласования и с подстраховкой вейдара-куратора ХИРО. Либо же навсегда останетесь в Реа, с редким правом посещения Аррет. Решение по этому вопросу за вами. Я понятно сказал?

— Да…

— Да, ректор Валенсо. Понятно.

— Я рад. Детали обговорим, когда вы будете в состоянии им внимать. Как видите, я выполняю обещания, вы вышли из ситуации, за которую полагалась казнь в прежние времена, с минимальными потерями. А теперь, ступайте домой, Лисова. И хорошенько отдохните. Я сам навещу ваш дом на днях.

— Спасибо, ректор.

— Спасибо на сэндвич не намажешь, — ворчание в спину, на губах тонкая улыбка.

Из ХИРО Адриан выносил меня на руках. Я была выжата как лимон и морально раздавлена и вместе с тем я понимала: всё к лучшему. Всё на самом деле к лучшему. В полудреме дернулась: Дин! Надо завтра с ним разобраться, надеюсь, ничего непоправимого не случилось. Адриан прижал меня крепче к груди, активируя портальный камень.

Глава 39

Дин

Проснувшись раньше любимой, с удовольствием прижал её, обнаженную, мягкую, к своему боку, легонько целуя поочередно щеки, лоб, нос, губы. Орган напряженно пульсировал, жаждая оказаться меж сладких бедер и глубоко в ней, макнуться по полной в жаркую влажную глубину и скользить, зажатый в узкую ловушку шелковых стеночек.

Осторожно перемещаюсь на пару, коленом раздвигая бедра, устраиваясь поудобнее, вылизываю языком местечко за ушком, с наслаждением посасываю мочку, спускаюсь к полной груди, вбирая в рот напряженный сосочек.

Кто-то уже не спит, не притворяется, просто дремлет и немного тарахтит от удовольствия. Ласково вхожу в гостеприимно впускающее влажное для меня лоно, медленно на всю длину, беру Снежу мягко, осторожно, до самого конца, выпивая её тихие стоны. Ноздри бередит запах любимой, кое-что меня настораживает, что-то в её запахе изменилось, но я так сильно её хочу, до одури, до скручивающихся жил и отваливающейся поясницы, что отодвигаю эту странность на второй план и просто наслаждаюсь близостью с парой.

— Ещё, Дин, ещё… — царапает коготками плечи, притягивает к своей груди за голову, нетерпеливо ерзает, хныкает: — Глубже, сильнее, как ты умеешь.

Зажмуриваюсь, какая же она у меня… идеальная!

Фиксирую женские бедра лапами и вбиваюсь размеренными сильными толчками, скольжу в ней до самого конца с оттяжкой, вхожу и захлебываюсь запахом крови, смешанным с её естественным ароматом. Великие предки, как так случилось, что мы раньше друг друга не узнали? Впрочем, злиться не на что. Я всем доволен. Она моя награда. Мой личный наркотик. Прикусываю клыками косточки у шеи, наращивая темп, и бьюсь в оргазме вместе с кричащей нецензурные словечки парой, щурюсь клыкасто: кому-то следует вымыть с мылом язычок или найти ему более приятное применение.

— Ты монстр, — выдыхает отрывисто Снежа, когда я из неё плавно выхожу, смаргивая пелену постогразма. Запах с той странной примесью усиливается, раздражая рецепторы. Утыкаю нос в грудную узкую клетку и веду им, принюхиваюсь. Снежа смеется, пытается меня оттолкнуть: — Ай. Щекотно. Ты что делаешь?

Спускаюсь носом к животику и замираю. Из груди рвется скулящее рычание, зверь осознает раньше меня всю патовость ситуации и валится на спину, подрыгивая лапой в экстазе, посылая мне мыслеобразы: мы – мужик! Сделали своё