Каждое слово этот товарищ почему-то выкрикивал, как солдат на плацу.

— Петров! Лейтенант Петров! — Чисто на автомате гаркнул я так же громко и с таким же энтузиазмом.

Затем схватил протянутую капитаном руку и несколько раз ее тряхнул. По-моему, вышло слишком резко, потому что от моего рукопожатия у Капустина тихонько клацнула челюсть.

— Петров! Соберись! Сейчас важный вопрос! — не понижая громкость, выпалил капитан. Он даже перекрыл своим голосом дребезжащий репродуктор, из которого неслась какая-то жизнеутверждающая песенка, — Ты вчера мой карандаш не брал⁈

А-а-а-а-а… Так вот, в чем дело… Карандаш… Бли-и-и-ин…

Я сразу сделал самое невинное лицо, какое только мог изобразить в сложившейся ситуации. Интуиция, а так же вчерашний рассказ старлея о педатизме Капустина, настойчиво советовали мне идти в полный отказ. Да и потом, начинать знакомство с конфликта — не самая лучшая идея. А у меня есть ощущение, что в случае добровольного признания конфликт точно будет.

— Карандаш? — переспросил я, затем напряженно свел брови, демонстрируя процесс глубокого размышления, — Какой карандаш?

— Химический! — голос Капустина дрогнул и перешел на более высокие частоты. — Заточенный! С зеленой окантовкой! Он у меня всегда лежал здесь! — капитан ткнул пальцем в конкретную точку на столе, будто там была прибита табличка «Место для карандаша». — Четыре ручки! Четыре карандаша! Их должно быть ровное количество. Понимаешь? Именно этот карандаш, он… — Капустин как-то подозрительно сбился, помолчал пару секунд, а потом все же добавил, — Он особенный. Дорог мне как память.

В общем-то, я конечно все прекрасно понимал. Речь шла о том самом карандаше, которым вчера тыкал себя в бедро, чтобы не уснуть под мороком Бесова. Сдается мне, он так и остался валяться в квартире спекулянта. Не помню, если честно. Меня в тот момент очень мало волновала сохранность чего-либо, кроме моего собственного разума.

Но, конечно же, признаваться Капустину я не собирался. Скажу откровенно, меня слегка напрягал его безумный взгляд и то, с какой экспрессией он произносил слово «карандаш». У старшего участкового в этот момент даже немного летела слюна изо рта.

— Не брал, — заявил я, честно уставившись в глаза Капустину. — Своих карандашей полно. Наверное… Хочешь, возьми мои. Хоть все. Вон, поищи в столе.

— У тебя карандаши не те! — едва не зарыдал Капустин. — У тебя карандаши не заточены под правильным углом! Мой карандаш был идеален! Без него я не могу заполнить журнал утреннего осмотра! Нарушается весь порядок!

— Эм… Ну…Может, он у тебя в другом месте? — осторожно предположил я.

При этом старательно соображал, как бы перевести нелепый разговор о пропавших карандашах в более практичное и безопасное русло. Ибо лично я, например, чувствовал некую неадекватность в нашей с Капустиным беседе.

Впрочем, поведение капитана тоже вызывало вопросы. Какие-то они все в этом N-ске с дурни́ной, честное слово. Педантизм, конечно, дело такое, иногда людей до ручки доводит, но Капустин один хрен казался мне более странным, чем должен быть.

— Я все проверил! — Старший участковый с отчаянием шлепнул себя по бокам, потом подскочил к столу и с силой ударил ладонью по столешнице. — Я весь кабинет перерыл! Даже в мусорной корзине копался! Его нет! Что ж делать-то? Что ж делать-то?

Капитан сорвался с места и забегал по комнате, дико выпучив глаза и не разбирая дороги. Он сшибал стулья, натыкался на стол и вообще всячески показывал, что у него приступ дури.

В этот момент я понял, признаваться — равносильно самоубийству. Этот фанатик порядка и обожатель карандашей меня просто сожрет. Он в данную секунду просто до одури напоминал мне небезызвестного Голума, потерявшего свою «прелесть».

— Сочувствую, — сказал я, пытаясь обойти мечущегося по кабинету Капустина и подобраться к своему столу. — Наверное, уборщица выбросила. Он, наверное, упал, а она не заметила и загребла вместе с мусором.

— Тетя Маша⁈ — Капустин замер, уставившись на меня безумным взглядом. — Да она за семь лет работы ни разу не тронула ни одной бумажки с моего стола и возле него!

Я тихонечко сделал шаг назад, стараясь увеличить расстояние между мной и капитаном. Черт с ним, с моим столом. Не очень-то он мне сейчас и нужен. Потом поработаю с бумагами.

Где же Семёнов? Без него я тут с этим карандашным маньяком точно сойду с ума.

— Слушай, Капустин, а Виктора случайно не видел? — спросил я.

— А? Семёнова? — капитан на секунду отвлекся от своей трагедии. — Пошел к Василию Кузьмичу. С утра пораньше рванул. Говорит, насчет перевода узнать… — Капустин осекся, его лицо снова исказилось болью утраты. — Петров, ну ты точно не брал? Может, ты случайно в карман сунул? Проверь, а?

Чтобы психованный педант и любитель порядка от меня отвязался, я с театральным вздохом начал демонстративно ощупывать карманы. Из правого извлек носовой платок. Потом сунул руку в левый и… о, ужас!

Мои пальцы наткнулись на знакомый ребристый стержень. Проклятый карандаш! Он тут, на месте! Значит, всё-таки на автомате прихватил его с собой, когда уходил от Бесова.

Я посмотрел на Капустина — на его трясущиеся руки и горящие фанатичным огнем глаза — и понял: если сейчас достану этот карандаш, он не успокоится. Он заставит меня рассказать, при каких обстоятельствах данный предмет попал ко мне, почему он не возвращен сразу, а потом, чего доброго, потребует объяснительную о несанкционированном использовании казенного имущества.

— Нет, — солгал я, вытаскивая руку из кармана. — Пусто. Наверное, все-таки уборщица.

Капустин испустил стон, похожий на звук спускаемой автомобильной шины, и повалился на стул.

Я, не теряя ни секунды, ретировался из кабинета. Нужно было срочно найти Семёнова, дабы узнать судьбу нашего вчерашнего дела. Ну и конечно, хотелось держаться подальше от старшего участкового, пока он не объявил общероссийский розыск своего графитового сокровища.

Когда закрыл за собой дверь, на секунду завис возле нее, принюхиваясь к коридорному «аромату». Мне вдруг показалось, будто откуда-то пахнуло́ полынью. Прям точь-в-точь, как тогда, в кварите Лёлика Петренко. Однако тут же запах полыни пропал и я, решив, что мне это померещилось, благополучно отправился на поиски Семёнова.

Глава 13

Я поднялся на второй этаж, туда, где находился кабинет начальника отделения, и сразу увидел знакомую фигуру. Семёнов на самом деле отирался возле двери, на которой