тапочках? Потребовал покинуть мой же собственный дом и уволиться с любимой работы? Получается, я всё же виновата — в том, что не пыталась бороться. Ведь существуют же законы, и адвокаты, и не всех судей можно подкупить…
Выживу — подам на Ширана Сиоре в суд. Точка.
Глава 22
Разумеется, Мироном двигала отнюдь не симпатия, когда он брал купе для нас с Нэлом. Видимо, в прошлый раз блондин заметил нашу взаимную неприязнь, но не ожидал, что ситуация в корне изменилась. При виде бескрайней розовой кровати мы расхохотались.
— Что-то не так? — с вызовом спросил Мирон.
— Нет-нет, всё замечательно, — заверили мы в два голоса.
— Вы прямо мысли угадали, — добавила я. — Это наше любимое купе. Мы только попросить постеснялись — сюда больно билеты дорогие.
Нэл обнял меня со спины. Мирон заскрипел зубами: пакость не удалась.
— Раз вы довольны, прекрасно, — процедил он и захлопнул дверь.
— Интересно, какой сюрприз ждёт генерала? — вслух задумался Нэл. — Мьесс Мирон злопамятный тип.
— Мне кажется, они с Вилором стоят друг друга… Не убирай мой саквояж. Хочу поменять рубашку. Эта грубая, и вообще я не люблю чужую одежду.
— Военным проще, — Нэл аккуратно повесил на плечики сначала мою куртку, затем свой китель. — К форме быстро привыкаешь, и нет проблемы выбора.
— Тебе идёт форма, — выдохнула я. — Хотя любопытно, как ты выглядишь без неё.
— Ушам не верю, — Нэл расплылся в улыбке. — Уна, это приглашение?
Когда я поняла, что только что сказала, вспыхнула от стыда.
— Я не так выразилась! Я имела в виду — в гражданской одежде!
— Поздно! Что сказано, то сказано. Уна… — Нэл присел на кровать. — Ты считаешь меня легкомысленным? Из-за того, что я рассказал тебе о своих влюблённостях? Теперь ты думаешь, что ты — моё очередное увлечение, которое пройдёт через полгода?
— Ты такой же легкомысленный, как генерал Вилор — воспитанник пансиона благородных девиц, — вздохнула я. — Мне просто страшно, Нэл. Страшно опять доверять. Опять…
Невысказанное «полюбить» повисло в воздухе.
— А я тебя не тороплю, — тихо ответил Нэл. — Никуда не тащу, ни в ратушу, ни в ювелирный.
— В ювелирный-то зачем? — растерялась я окончательно.
— Кольца покупать. Ну, знаешь, торжественный день, роспись в книге, фамилия мужа… Ты ведь и фамилию, наверное, поменять откажешься? Я просто хочу быть с тобой рядом, Уна. Хочу, чтобы у моих детей были мамины серые глаза.
— И три сердца в груди.
— Хоть тридцать три. Уна, я всё понимаю. Три сердца — это не только цифра, это долголетие. Ты проживёшь лет двести, я уйду раньше. Но это неважно, веришь?
— Поправочка, — я села рядом, плечом к плечу. — Теперь у меня два сердца, и я проживу лет сто двадцать, может, чуть больше. И тебе не дам уйти. Я целитель, помнишь? Сильный целитель продлевает человеческую жизнь на треть. Стоит это безумно дорого, но для тебя будет скидка. Семейная.
Он рассмеялся и обнял меня.
— Хорошо, если дети унаследуют твою иронию и чувство юмора. Знаешь, долгие отношения нужны для того, чтобы проявился характер. Понять, что за человека ты выбрал, посмотреть, как он поведёт себя в трудной ситуации. Мы просто сократили этот срок. Вряд ли девушка, которая шутила перед казнью, устроит мне скандал из-за маленькой зарплаты.
— Она у тебя маленькая? — деловито уточнила я.
— Алина утверждала, что да. Семнадцать тысяч гильенов в месяц.
Я присвистнула.
— Дорогой, на эти деньги можно жить припеваючи и ни в чём себе не отказывать… Ты что хихикаешь?
— Твоё «дорогой» прозвучало так, словно мы женаты лет десять.
Полюбовавшись сияющим ореолом цвета индиго над его головой, я ответила предельно честно:
— Потому что мои чувства очень схожи с твоими. Вряд ли парень, сохранивший мужество перед расстрелом, начнёт придираться к невымытой посуде.
— Ты её не моешь? — он с трудом удерживался от смеха.
— Когда как. Иногда заливаю водой и бросаю в раковине. Ленюсь, устала или тороплюсь к больному. Ещё я не люблю часто готовить. В выходные или когда сама захочу, пожалуйста, но каждый день торчать у плиты — проще опять встать к стенке.
— Стирка? — вскинул бровь Нэл.
— Терпеть не могу. Прачечная — величайшее изобретение человечества.
— Зато ты чистюля. Помню, какой у тебя был порядок в Амьере. Кстати, на будущее: я спокойно мою пол, выбиваю ковры и так далее. Плюс могу забить гвоздь в стенку так, чтобы при этом не попасть по пальцу и не разрушить стену.
— Профессорский сынок? — поддела я его.
— Родители не держат домработницу, если ты об этом. А папа говорит, что мужчина, который не помогает жене, — не мужчина.
— Кажется, я обожаю твоего папу.
— Обожать ты должна меня, — Нэл порывисто вздохнул. — Ты моё наваждение, Уна. Даже не могу сказать, когда, в какой момент мои мысли от «убил бы!» перескочили на «убью любого, кто её тронет!»
— Честно признаться, я тоже упустила этот момент. Последние четыре года меня тошнило от плечистых загорелых и синеглазых красавцев. Кстати, откуда у тебя такой загар?
— Это не загар, моя мама из Афежии. Она училась вместе с моим папой, а потом вышла за него замуж. Могу доказать, — Нэл провокационно расстегнул пуговицу у воротника, за ней вторую и третью пуговички. — Видишь: кожа везде смуглая.
— Эй! — возмутилась я. — По всем канонам это я должна тебя соблазнять… Ого! — я провела пальцем по чётко обрисованным мускулам.
— Уна, вообще-то ты трогаешь живого мужчину, — напрягся Нэл. — Отнюдь не железного…
Стук в дверь заставил нас выругаться. Я помянула чёрта, Нэл выразился гораздо крепче. Вслед за стуком дверь отодвинулась, и на пороге выросла рослая фигура ординарца Вилора.
— Добрый вечер, — он пробежался по нам взглядом и смутился до яркого аквамаринового ореола. — Извините, не хотел мешать. Мьесс генерал приглашает вас поужинать вместе с ним, он заказал столик в вагоне-ресторане.
После сытной утки по-теничански есть совершенно не хотелось, но под приглашением Вилора мог подразумеваться какой-нибудь важный разговор, замаскированный под ужин. Игнорировать подобное было и неразумно, и невежливо.
— Передайте генералу нашу благодарность, — я оглянулась на Нэла. — Будем через десять минут.
Ординарец поклонился и вышел.
— Зачем десять минут? — спросил Нэл.
— Переодеться.
— Мне отвернуться?
Простой вопрос вызвал заминку. Наверное, следовало бы ответить «да» — хотя бы из соображений приличия. Загвоздка заключалась в моём восприятии Нэла. Сложно стесняться человека, который обнимал тебя избитую, в синяках и кровище, глупо ставить барьеры там, где они пали окончательно и бесповоротно. Я видела своё отражение в зеркале: над моей головой сиял ореол цвета индиго.
Любовь не спрашивает, когда ей прийти, нагло плюёт