Анюта Соколова
Сиа
Это не лёгкая развлекательная история.
Это не романтика в чистом виде.
Это даже не фэнтези.
Наверное.
Мир опасен не потому, что кто-то совершает зло,
а потому, что некоторые видят это
и ничего не делают.
Альберт Эйнштейн
Глава 1
— Ваше имя, возраст, род занятий и место жительства! — чеканный голос капитана эхом отразился от голых стен унылого кабинета.
— Леу́на Ай-Руж, двадцать семь лет, целитель, снимаю квартиру у мьéссы Флери́ в Червонном переулке, восьмой дом.
— Айру́ж? — переспросил капитан.
— Ай-Руж, — я чётко выделила паузу между слогами.
— Что за странное имя?
— Я наполовину си́а по матери.
Внешне я ничем не напоминала полукровку — тёмно-русая, сероглазая и светлокожая. Если бы не фамилия, никто не заподозрил бы во мне примесь нечеловеческой крови.
— Но при этом вы целитель? — в голосе капитана прозвучало недоверие.
— Государственный университет Сежью́, практикую девять лет.
— В таком случае, где ваш номерной знак?
— Лежит в кармане пальто.
— А где ваше пальто? — скептически прищурился капитан.
— Висит на вешалке в прихожей моей квартиры.
Спроси он сейчас, где находится моя квартира, я не выдержала бы и расхохоталась.
— Вам известно, что целитель обязан всегда держать данный знак при себе? — капитан лишил меня возможности повеселиться.
— Известно. Вчера я забыла его переложить.
Он сделал пометку в протоколе допроса.
— Очень опрометчивый поступок, мьесса Ай-Руж. По закону вы не имеете права выполнять свои профессиональные обязанности, не предъявив знак.
Ненавижу таких красавцев: идеально выбритых, отутюженных, строгих и правильных до тошноты, для которых инструкции важнее живых людей. Будь моя воля, наградила бы капитана поносом, чтобы сутки не вылезал из уборной. Но я привычно растянула губы в фальшивой улыбке и промолчала.
— И что вы, мьесса Ай-Руж, делали вчера после двадцати двух ноль-ноль в квартале сиа?
— Оказывала помощь больным.
— Больным? — тёмные, точно подрисованные карандашом, брови капитана сошлись на переносице крыльями хищной птицы. — Откуда в квартале сиа больные люди?
Капитан был слишком молод для своего звания — мой ровесник или чуть старше. Яркие лазурные глаза сердито сверкали из-под густых ресниц, роскошные тёмно-русые волосы красивой волной обрамляли лоб, черты лица казались бы выточенными из мрамора, если бы не ровный золотистый загар и нежный, прямо-таки девичий румянец. Конечно, мьесс капитан не тратил силы на исцеление, не отбивался от патруля, не провёл ночь в сыром и душном изоляторе на жёстком топчане…
— Я задал вам вопрос, мьесса Ай-Руж.
— Простите, — вернулась я в реальность. — Мне показалось, ваш вопрос риторический и не требует ответа.
Лазурь глаз потемнела.
— Вы находитесь в жандармерии, мьесса, а не на философском диспуте. Здесь нет риторических вопросов.
Надо же! Образованный… Раздражение я запрятала поглубже внутрь. Ужасно чесалась кожа, зудела спина, ныл правый висок и безумно, отчаянно хотелось пить. Человеческая половина меня нашёптывала: «Попроси стакан воды, невеликое унижение». Другая часть крови заставила гордо выпрямиться.
— Вам должно быть известно, мьесс, что сиа болеют так же, как и люди. Даже чаще людей. Несколько детей сильно простудились.
Если бы он бросил: «Ну и что?», я не удивилась.
— Это причина нарушать комендантский час?
— Клятва целителя утверждает, что здоровье пациента важнее, чем соблюдение формальностей.
Капитан смерил меня долгим взглядом. Невыспавшаяся, помятая, встрёпанная, в старом плаще и растянутом свитере, я мало напоминала устоявшийся образ целителя с обложки журнала «Роскошь и стиль».
— Как вообще вы вошли, а главное, вышли из квартала — без документов и знака, ещё и после двадцати двух часов?
Рассказывать ему про замаскированный лаз я не собиралась, равнодушно пожала плечами:
— Охрана отвернулась.
— Почему вы не носите с собой паспорт, мьесса Ай-Руж? Раз уж нарушаете закон и разгуливаете по улицам в неположенное время.
Самое обидное заключалось в том, что и паспорт, и знак я носила — постоянно, как предписывал последний указ жандармерии. Но Ай-Мью прибежала за мной, рискуя получить десять ударов кнута за самовольный выход из квартала сиа. В спешке я схватила с вешалки первую попавшуюся вещь и, разумеется, не подумала про документы.
— Паспорт остался дома случайно.
— У вас проблемы с памятью, мьесса? Забыли знак, забыли паспорт, не следили за временем. Сопротивление патрульным тоже следствие ваших проблем?
— Они не представились. Если вас в тёмном переулке хватают и тащат куда-то двое громил, для женщины естественно вырываться и убегать. Что же до сопротивления, — я встала с табуретки, чтобы капитан в полной мере смог оценить мои полтора метра и сорок четыре килограмма. — Вы серьёзно полагаете, мьесс, что патрульным стоило большого труда справиться со мной?
— Вы не разглядели военную форму?
— Поблизости не было фонарей.
Он поднялся — высокий, статный, плечистый. Совершенство во всех отношениях, за исключением гнилой души.
— К сиа прикреплён специальный врач, мьесса Ай-Руж. Нет необходимости без нужды посещать квартал, тем более в неположенное время. Законы принимаются не просто так, а для защиты населения, в том числе и вас. На месте патрульных вполне могли оказаться самцы в гоне, посмотрел бы я, как вам помогла бы ваша сострадательность. Возьмите пропуск. Вы свободны.
Бумагу с печатью и подписью я сжала в кулаке, не веря своему счастью. Заторопилась к дверям и уже на пороге оглянулась:
— За тридцать два года совместного существования людей и сиа, мьесс, не было ни единого случая, когда «самцы в гоне» изнасиловали бы человеческую женщину. Зато девушки сиа регулярно рожают полукровок от гуманных и высоконравственных скотов в человеческом обличье. Сомневаетесь — загляните в статистику.
По лестнице я спускалась так быстро, как только позволяли затёкшие ноги. За дерзкий язык мне грозила не просто ночь в изоляторе.
Люди не желали слышать правду.
* * *
Ай-Мью прижималась спиной к батарее отопления. На звук открывающейся двери она вскочила. Огромные рыжие с золотыми крапинками нечеловеческие глаза уставились на меня в немом вопросе.
— Живы, — поспешила заверить я и села на кровать. — И твой Се-Лан, и малыши Ай-Лей. Ты успела вовремя.
Сиа подошла, села рядом, обеими руками взяла мою руку и приложила её к своей груди. Туда, где под кое-как намотанными полосами грубой ткани билось сердце — одно из трёх сердец сиа.
— Долго, — она указала на солнце в окне. — У́на в беде?
Человеческий язык давался сиа с трудом. Между собой они общались тихими пересвистами, трелями,
