Грохнувшись на землю, Арина смотрела, не в силах оторвать глаз. Две искривленные ноги, покрытые чешуйчатой грубой кожей, тяжко топали по асфальту – когти на них были грязными, зазубренными, суставы – неестественно вывернутыми под тяжестью тела. Громада покачивалась, словно идти было тяжело: скрипела деревянная, криво сколоченная дверь, то открываясь, то захлопываясь, за грязными оконцами сверкало огненно-рыжее. Над растрепанной соломенной крышей курился дымок – из соломы выглядывало что-то сверкающее, изогнутое, металлическое.

“Антенна, – подумала Арина, медленно скользя в обморок. В ушах зашумело, желудок скрутило тошнотой. – Это избушка на курьих ножках, и на крыше у нее антенна”.

Слева была сетевая аптека “Месяц здоровья”, справа – модная бургерная с лазерным мечом на вывеске: все было, как обычно, все было правильно. И изба, эта доисторическая хищная птица, от которой пахло так густо и остро, просто не могла здесь возникнуть.

И все-таки она была. Склонилась над Ариной, словно всматривалась в ее лицо, топнула лапой по земле, глухо заквохтала.

Серый занавес сомкнулся перед глазами, и стало темно.

***

– Там до пляжа десять минут пешим. Мы думали, купнем старушку и обратно.

Подростки, которые угнали избу из музейного отдела архаичной архитектуры, сидели на скамейке насупленными воробушками: смотрели на Арину исподлобья, словно она одна была виновата во всех их бедах. Мальчик постарше старался говорить уверенно и дерзко, будто пытался убедить себя и всех, что это всего лишь проблема, а совсем не катастрофа. Второй подросток, помладше, сидел молча, сжав руки в кулаки, и изредка шмыгал носом.

Инспектор по делам несовершеннолетних, которая выглядела так, словно ела пачками таких ребят на завтрак, обед и ужин, бросила тяжелый взгляд в их сторону, и головы опустились еще ниже.

– Вы человека задавили! – пророкотала она. – Понимаете, нет? Вы у меня по статье сейчас оба пойдете, четырнадцать есть!

– Чего мы задавили, вон она живая сидит, – пробормотал один из мальчишек. – Она вообще сама виновата, не смотрела, куда идет! А вот мы спокойно шли, никого не трогали.

Арина сидела, привалившись к стене, и молчала, глядя на портрет президента на стене. Казалось, что если она скажет хоть слово, ее просто разорвет.

Кто ненастоящий? Она или все это?

Болела голова. В ушах шумело. Нога горела – то ли от ушиба, то ли от царапин, оставленных куриными когтями; Арине страшно было опустить голову и посмотреть.

Когтями сказочной избы. Господи Боже.

Мир качался и плыл, в мире были избы на курьих ножках, и никто этому не удивлялся. Что там еще в отделе архаичной архитектуры? Лучше не думать.

Она спала и никак не могла проснуться. Что еще это было, кроме сна? Безумие, которым заразила Арину мать, сокрушенная смертью Павла? Или это ее проклятие разорвало ткань мира и выбросило Арину… куда-то.

Арина сжала зубы так, что заныли челюсти. Не кричать. Ни в коем случае не кричать – она ведь не остановится, если начнет.

Человек, который вошел в кабинет без стука, показался Арине ровесником Павла. Высокий и тощий, он чем-то был похож на сову – большими глазами под голубоватыми веками, тонким крючковатым носом, сжатыми губами, хранившими суровое птичье выражение. Незнакомец был напряжен, словно готов был в любой миг взмахнуть невидимыми крыльями и взлететь.

– Я забираю потерпевшую, – произнес он, и инспектор кивнула. Она сразу же обрела довольный сытый вид, словно незнакомец снял с ее плеч неприятный груз.

Все правильно. Психами, которые орут от вида музейных экспонатов, пусть занимается кто-то другой. Психами, у которых паспорта не такие, как у всех, и нет какой-то Тени.

Они вышли на свежий воздух, и Арина глотнула его так жадно, будто могла вдохом смыть с себя весь этот бред. Ноги сами несли её за незнакомцем, словно она была его марионеткой, которую он приведет, куда захочет. Когда он опустился на скамейку, она тоже села рядом. Дернула носом, уловив его запах: под хорошим одеколоном пряталось что-то еще, необычное и пугающее, и от этого заныло в животе.

Она вроде бы знала этот запах. Встречала раньше, но теперь не могла опознать.

– Владислав Филин, Турьевский межрайонный следственный отдел, – представился незнакомец, и Арину снова обняла сладкая жуть, как в тот миг, когда она поднялась с асфальта и замерла перед избушкой, понимая, что это все наяву. – А вы Арина Осипова, верно?

Он говорил спокойно, без нажима, и Арина вздохнула – может, еще немного, и этот морок развеется. И окажется, что подростки угнали не избушку на курьих ножках, а мопед – а ей, выжатой досуха девятью днями со смерти брата, все просто привиделось.

Она кивнула. Сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.

– Кто ваша Тень? – спросил Филин. – Покажитесь.

Арина нахмурилась. Про Тень у нее уже спрашивали, светили каким-то фонариком в лицо и под ноги, сокрушенно качали головой. Смотрели, как на бегемота, всплывшего в луже у подъезда, кому-то звонили.

– Нет у меня никакой Тени, – ответила Арина резче, чем собиралась. – Что вы все пристали-то ко мне с этой Тенью? Что это такое вообще?

Филин вытянул длинные ноги в дорогих джинсах и изящных туфлях, и по выщербленному асфальту от них пролегла непроглядно черная тень. Всмотревшись, Арина увидела очертания огромной растрепанной совы, и Тень шевельнулась, словно махнула крылом в приветствии.

– Моя Тень, – произнес Филин. – Облик, который я могу принимать.

Он говорил так, словно это была самая заурядная, бытовая вещь вроде цвета глаз или формы носа, и Арина пробормотала, отчаянно цепляясь за последние песчинки рассудочной реальности, убегавшие сквозь пальцы:

– У меня такой нет. Ни у кого такой нет.

Она вспомнила, где уже встречалась с таким запахом, сухим и горячим. Когда-то они всей семьей ездили на юг, и там на набережной маленького курортного городка Арина сфотографировалась с совой. Птица тогда пахла точно так же.

Филин нахмурился, пристально глядя на нее, и Арина спросила, чувствуя, что падает в истерику и не может удержаться:

– Что со мной? Что происходит, где я вообще, откуда эти Тени, избы, что это…

– Тихо, тихо, – проговорил Филин. – Давайте разбираться. Мы со всем разберемся, обещаю. Начнем с начала. Расскажите, как было дело.

Сказано это было так, что Арина все-таки сумела схватиться за самый краешек здравого рассудка и не рухнула в пропасть. Шмыгнула носом, провела ладонями по лицу.

В конце концов, она в полиции. Где еще искать помощи, как не здесь?

– Я шла в универ. Меня мать выгнала из дома, я хотела поговорить с замдекана насчет общаги.