— Иные следы чернокнижия? Почерк Леля?

— Возможно и было что-то. Но подробностей уже не узнать.

Вир нахмурился, мысленно представил схему, вспомнил известные ритуалы.

— Пятеро внутри, в центре. Остальные — на углах. Как звезда. Как пентаграмма…

Вир внезапно умолк. Впереди, в снежной пелене, что-то дрогнуло.

Он замер, всмотрелся.

Нет, не показалось.

Из снежной пелены медленно выплывали темные крепкие фигуры. Пять или шесть человек. Шли слишком целеустремленно. Поздно для ученых, слишком рано для студентов.

Вир молниеносно толкнул Стефана в ближайший сугроб. Благо, фонарь над ними не горел.

— В архивы! — не голос, удар хлыста. — Ищи! Встретимся в Оловянном Горшке!

Школяр уполз, растворился.

Вир развернулся, стряхнул со шляпы снег, оперся на трость.

Ждал.

Они приблизились.

Окружили полукругом.

Темно, лиц не разобрать, но руки на оружии.

Один выступил вперед.

— Сеньор Талио?

Вир сразу узнал голос.

— Именно. А вы, судари, так и шляетесь по ночам.

Старший, если и понял, что его узнали, — не подал вида. Сделал приглашающий жест.

— Вы срочно требуетесь Его Светлости. Извольте, карета у ворот.

— Веди, — приказал Вир, но один момент зацепил его. — Скажи, как нашел меня?

Старший невесело усмехнулся.

— Проще ветер сетью поймать. Раскидал соглядатаев по всему кварталу, авось объявитесь. Недавно доложил один — во флигеле что-то непонятное происходит.

— Ясно. А у вас что стряслось?

— Антиквара видели в трущобах. Туда уже стягиваются наши люди. Нужно опередить дуболомов Дрейкфорда.

— Ноктурн руководит операцией?

— Нет. Его Светлость вызвали неотложно. Тальграфский епископ пару часов назад умер, — человек стер перчаткой снег с лица. — Слуга рассказал — подскочил на кровати, сказал два слова — «колокол ожил» — и представился. Безбожные времена наступают…

— Кто на месте командует?

— Капитан Ренхард строит кордон. Наша задача — прошерстить клоаку и взять чернокнижника живьем, пока стража надувает щеки. Работы — на пару часов.

Вир нахмурился. Обычно самодеятельность — пролог трагедии.

— Трущобы какие?

— Стигийские Норы, — старший мрачно хмыкнул, сплюнув в снег. — Куда ж еще-то, мистик.

Глава 21

Карета тряслась на ухабах. Звенела колокольчиками. Но Вир не слышал их.

Он спал. Ему снился сон.

…Коридор тонул в приятном полумраке, заставлял трепетать. Стены освещали бронзовые светильники, в форме птиц, из клювов которых струился свет. Под ногами мозаичный пол — как ковер, со сценами из истории Лейтарии. Каждый шаг — новое действо. Здесь король-основатель рубит голову дракону, там — его наследник принимает послов…

Воздух пах свежестью и сорванными цветами. Их лепестки вздрагивали от шагов, рядом с малахитовыми вазами. Мимо проплывали стражники в золотистых латах, в черных плащах — личная гвардия. Узнавание, кивок. Почтительный наклон головы. Меч в ножнах, отведенный на дюйм в сторону.

Коридор внезапно кончился, уперся в резную дубовую дверь.

Пальцы Вира сомкнулись на гладкой ручке, холодной, как кость дракона.

И замерли.

Из-за дубовой толщи донеслись голоса. Один — низкий, привыкший дробить слова до самой сути, от которого по спине пробегали мурашки. Другой женский — тихий, но опасный, как шелест змеи в траве.

— …Верховный Магистр. Вир Талио. Его действия беспокоят Внутренний Совет.

Звон хрусталя о металл. Грузные, неторопливые шаги.

— В чем твоя проблема? Он курирует важное исследование.

— Как раз об этом и речь. Патриархи считают, проект «Эребар» должен быть прекращен.

Тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине где-то внутри.

— Вздор! Какие у них основания?

Наложница медлила. Слышался шелковый шорох ее платья.

— Верховные Магистры не доверяют Талио. Считают, что его исследования стали слишком одержимыми. Его невозможно контролировать. Возможно — он начал скрывать информацию.

Громкий, влажный глоток. Кубок с глухим стуком поставили на стол.

— Проект «Эребар» в завершающей стадии. Наши войска перебрасываются к границам Ворсая. Святыня Ульгра будет освобождена. Я сказал.

— Ваше Величество… — ее голос дрогнул, в нем впервые прорвалась тревога.

Вир не стал слушать дальше. Его костяшки решительно, без тени сомнения, застучали по твердому дереву, обрывая ее дальнейшие слова…

Неожиданно коридор поплыл, свернулся витками и резко распрямился, будто высвобожденная струна.

Перед глазами — холодное нутро кареты.

Снаружи звенели колокольчики, внутри было тесно из-за набившихся людей. Пятеро — одного поля ягоды. Обветренные лица, потертые плащи, руки на оружие. Они коротко переговаривались, изредка посматривая сквозь шторку на улицу.

Шестой — другой. Он спал, спрятав голову в воротник сюртука. Его глаза метались под веками, будто видели что-то страшное. По его бледному лицу стекал пот, несмотря на сквозившие холодом щели.

Карета подпрыгнула на кочке, люди ухватились за поручни. Спящий оживился, осмотрелся, не открывая глаз. Смахнул с рукава саранчу. Быстро подался вперед и пальцами-крючьями зафиксировал голову одного из солдат.

Под его пальцами плоть шипела и трескалась.

Он открыл глаза, позволив жертве оценить глубину бездны.

* * *

— Проснитесь, сеньор, — грубый голос вырвал из сна. — Почти приехали. Стигийские Норы.

Вир открыл глаза, помотал головой, разминая затекшую шею. Схватился за поручень, чтобы не упасть.

Карету постоянно швыряло из стороны в сторону, будто она двигалась по груде щебня. Фонарь мотылялся, грозя погаснуть. Снаружи, сквозь вой ветра, доносился глухой гул и отчаянные крики.

— Что за черт? Эй, проснись! Живо, мать твою.

Вир уже собрался рявкнуть, но понял — обращались не к нему.

Старший пытался привести в чувство одного из своих. Хлопал перчаткой по щеке, тряс за плечо. Тот не реагировал. Закатив глаза так, что были видны только белки, он бился затылком о стенку кареты в судорожном ритме, мелко трясся и бормотал что-то бессвязное.

Вир нахмурился, наблюдая за корчей солдата. Он уже видел этот ужас — в доме вдовы, на ее изможденном лице. Тогда он посчитал это случайностью, осколками собственного кошмара, которые зацепили старуху. Сейчас все казалось иначе, глубже, выходящим из-под контроля.

Солдат, следивший за обстановкой через окно, неожиданно привлек внимание Старшего.

— Герд, там что-то…

Вдруг над головой — удар, треск! Из потолка кареты под углом вылез деревянный кол, длиною в локоть. Будто гвоздь в подметку загнали. Его заостренный конец вмял в сидение солдата, которого так и не смогли разбудить. Тот не закричал, только выгнулся, как рыба на крючке, и сразу обмяк.

— На выход! Живо! — рявкнул Старший, его голос сорвался на визгливую ноту.

Окрик, вид крови — подстегнули не хуже кнута. Солдаты вскакивали, спотыкаясь, рвались наружу и сигали в ночь, будто в черный омут. Вир выбрался последним, перехватив трость как копье.

И попал сразу в ад.

Ледяной ветер обжег лицо, но дыхание перехватило не от холода. От вони, гари и пара, свежей крови. Пришлось укрыться за массивным